Тех самых, которые вчера так и не унес с собой Леннарт!

Девочка смотрела на меня пристально, не отрываясь. В руках у нее был мой темный локон, который она крутила, заворачивая на палец. Кажется, перед сном я все же распустила косу или же она растрепалась сама, и теперь каштановая масса волос разметалась по подушке.

— Привет, мое солнышко! — улыбнулась я дочке, внезапно осознав, что никто и никуда возвращать меня не собирается. Теперь я навсегда привязана к этому миру, этому телу и этому ребенку.

Но меня сей факт нисколько не тревожил — потому что в своем мире у меня не было ребенка!

Правда, я моментально почувствовала легкий приступ паники, когда поняла, что Анаис все еще больна. Ее щеки показались мне слишком красными, а взгляд затуманенным.

К тому же, она так ничего мне и не ответила. Не произнесла ни единого слова со вчерашнего «Мама!» возле ступеней Цитадели, хотя я прекрасно помнила, что Анаис умела говорить.

И говорила она очень хорошо. Вернее, была еще той болтушкой!..

Выходило, что болезнь никуда не собиралась отступать. Вчерашнее обтирание и малиновый настой дали лишь кратковременный эффект, но температура снова росла. К тому же, Анаис упорно продолжала молчать, и это наполняло меня тревогой.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила у нее, надеясь, что дочь все-таки откроет рот.

Но она опять промолчала, уставившись на меня застывшим взглядом. Тогда я села на кровати и пощупала ее лоб. Он снова был горячим, правда, уже не таким раскаленным, как вчера вечером. Хотя попробуй еще разбери без градусника!

— Проголодалась? — спросила я у девочки, пытаясь скрыть под приветливым голосом свою тревогу.

Анаис покачала головой. Ну что же, реагирует — и то хорошо!

— Может, хочешь пить?

Девочка кивнула, я, поднявшись с кровати и откинув на спину волосы, упавшие почти до бедер, отстранено подумала, что новое тело пусть у меня и худенькое, но очень выносливое, — вот, после вчерашней прогулки по столице даже спина не болела!

Подойдя к умывальному столику — ужасному и замызганному, — я взяла глиняную кружку, которую вчера оставила для меня Мария. Принюхалась — вода показалась чистой, хотя все это мне нисколько не нравилось…

В голову тут же полезли картинки с атакой организма миллиардами бактерий, но я усилием воли их разогнала. Решила, что раз уж Анаис выросла в этом мире, то она должна быть привычной к местной воде.

Как и Лорейн.

Но это не отменяло того факта, что впредь я собиралась все кипятить.

— Вот! — Помогла дочке напиться. — Сейчас мы оденемся, и я заплету тебе волосы. Затем ты выпьешь вкусную настойку, которую вчера делала Мария, и мы позавтракаем. После этого ты немного полежишь. Нужно подождать, пока отвар подействует…

К тому же, мне бы не помешало бы за ним сходить, а заодно и проверить, уцелела ли таверна.

— Побудешь немного здесь? — спросила я у Анаис.

Услышав это, дочь уставилась на меня огромными глазами — мне показалось, что она перепугалась до ужаса из-за того, что я собиралась оставить ее одну в этой комнате. Затем Анаис замотала головой, а по ее щекам потекли слезы.

Тогда я решилась.

Подумала, что раз уж ей шесть с лишним — почти семь лет, то мне стоит разговаривать с ней как со взрослой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍5.2

— Анаис, в нашей жизни произошли ужасные события, — сказала ей. — Мы еще долго будем о них вспоминать и оплакивать… твоего папу.

Девочка вздрогнула, ее личико исказилось в болезненной гримасе. Я прижала дочь к себе, подумав, что постараюсь поскорее «похоронить» нашу жизнь с Флореном де Эрве.

— И еще наш дом, — добавила я.

О нем в воспоминаниях Лорейн сохранились самые теплые чувства, да и Анаис едва заметно кивнула.

— Но сейчас мы должны радоваться тому, что у нас есть, — произнесла я. Отстранив дочь, заглянула ей в глаза. — Мы с тобой выжили, и это самое главное! У меня есть ты, а у тебя есть я. И еще, у нас с тобой появилась крыша над головой. Теперь это наш новый дом. Да, он сильно отличается от того, к чему мы привыкли, но со временем нам ничего не помешает сделать его уютным. Я же постараюсь тебя защитить, чего бы мне это ни стоило. Ты мне веришь, Анаис?

Она посмотрела на меня огромными расширенными глазами, но так ничего и не ответила. Не произнесла ни единого слова, не было ни кивка, ни слезинки — ничего!

На это я, украдкой вздохнув, решила оставить ее в покое. Подумала, что все обязательно утрясется. Но чтобы ей в этом помочь, а еще разобраться, что с ней приключилось — может, у нее банальная простуда или же обычный вирус, который дал такой вот странный побочный эффект, — я собиралась поскорее отыскать для нее доктора.

Желательно, уже сегодня.

Но сперва мне нужно было привести себя в порядок, затем спуститься и оценить обстановку в обеденном зале, после чего придумать, что нам делать дальше.

Начать я решила с малого — наконец-таки проветрить комнату.

Отодвинув бутылки, распахнула окно. Затем открыла ставни, впуская в комнату по-утреннему свежий, но уже теплый воздух. На меня пахнуло влажной землей — похоже, ночью прошел дождь, смывая кровь и грехи Виллерена, — а еще свежей зеленью и куриным двором.

Но это были приятные запахи, напомнившие мне о моем собственном счастливом детстве в деревне.

Правда, в этом месте все было совсем по-другому!

Подняв голову, я уставилась на два встававших над городом солнца. Врон был слева, золотым блином висел над рыжими крышами Виллерена, а Иртэ поднимался справа, сиял так ярко, что заставил меня поморщиться и заморгать.

Но определить на глаз, который сейчас час, я так и не смогла — Лорейн не слишком-то в этом разбиралась.

Решив, что не столь важно, стала разглядывать внутренний двор таверны. Огороженный от примыкающих домов добротным забором, он показался мне вполне просторным.

Часть двора накрывал навес, под которым с одного бока стояла поленница, с доверху сложенными дровами. Рядом с ней притулились два характерных домика. Похоже, это были общественные отхожие места, потому что за заветной дверцей в комнате Джона Грехема водилось еще одно, наше собственное.