К школе уже тянулись люди. Я видела их через окно, они несли с собой сумки. Малыши на руках прижимались к матерям, а дети постарше устало волочили ноги. Некоторых стариков, которые уже выглядели мертвецами, везли в тачках. Жара стояла невыносимая. Рубашки мужчин и платья женщин пропитались потом; на спинах выступили пятна. Жители выглядели бледными и худыми. Я слышала стоны, но никто не произносил ни слова.

Тут из дома тетки позвонил Хезни. Его голос походил на вопли дикого животного, и он кричал, что хочет вернуться в Кочо.

– Если с вами случится что-то плохое, я тоже должен быть там!

Слушая его, Джилан скорбно качала головой и пыталась его успокоить. Совсем недавно они собирались завести много детей, чтобы у них была большая семья. Когда в Кочо пришло ИГИЛ, они только что закончили крышу своего нового бетонного дома. Мама попросила нас запомнить номера сотовых телефонов Хезни и Сауда, потому что они могут нам понадобиться. Я до сих пор помню их наизусть.

Я прошла через дом к боковой двери. Каждая комната была наполнена воспоминаниями. В гостиной долгими летними вечерами обычно сидели мои братья, попивая крепкий сладкий чай с другими мужчинами деревни; на кухне меня баловали сестры, готовя мое любимое блюдо, окру с помидорами; в нашей спальне мы с Катрин подолгу смазывали волосы оливковым маслом, ложились спать с полиэтиленовыми мешками на головах и просыпались от перечного аромата теплого масла. Я вспомнила, как вся семья сидела во дворе вокруг скатерти и ела рис с маслом, накладывая его на лепешки. Дом у нас был простой и иногда казался слишком тесным. Элиас всегда грозился переехать со своей семьей, чтобы было больше места, но так и не переехал.

Со двора доносилось блеяние овец. Их шерсть сильно отросла, хотя сами они похудели от недоедания. Мысль о том, что они умрут или что их зарежут и съедят боевики, была невыносима. Это все, что у нас оставалось.

Сейчас я жалею о том, что не постаралась как следует запомнить каждую деталь в доме – яркие подушки в гостиной, запах приправ в кухне, даже звуки капающей в душе воды. Но я тогда не знала, что покидаю его навсегда. В кухне, перед стопкой лепешек, я задержалась. Мы испекли их для детей, чтобы они поели их с курицей, но никто до них даже не дотронулся. Я схватила несколько остывших лепешек и положила в пакет, чтобы взять с собой. Мне показалось это правильным. Вдруг мы проголодаемся, ожидая своей участи, или же священная пища поможет нам спастись от ИГИЛ. «Да поможет нам Бог, создавший этот хлеб», – прошептала я и вышла за Элиасом на улицу.

10

В первые с 3 августа улицы и переулки Кочо заполнили люди, но они походили на призраков прежних себя. Никто никого не приветствовал и не целовал в щеки или в голову, как обычно. Никто не улыбался. В нос бил резкий запах немытых, потных тел. Единственными звуками были стоны и окрики боевиков, стоявших на улицах или на крышах домов и подгоняющих нас. Их лица были закрыты до глаз, внимательно следивших за тем, как мы тяжело переставляем ноги.

Я шагала рядом с Дималь и Элиасом. Я не старалась цепляться за них, но рядом с ними чувствовала себя не так одиноко. Пока мы оставались одной семей и нас ожидала одна и та же судьба, что бы с нами ни случилось. И все же оставить свой дом просто так, без всяких причин, только из страха – на тот момент это было худшее, что случилось в моей жизни.

По пути мы не сказали друг другу ни слова. В переулке за нашим домом к нам подбежал один из друзей Элиаса, Амр. У него недавно родился ребенок, и он взволнованно воскликнул:

– Я забыл детское питание! Мне нужно вернуться домой!

Он был на взводе и собирался бежать навстречу потоку людей.

Элиас положил Амру руку на плечо.

– Не выйдет. Твой дом слишком далеко. Иди в школу. У кого-нибудь точно найдется детское питание.

Амр кивнул и влился в поток людей, направлявшихся к школе.

Когда переулки вышли на главную дорогу, мы увидели еще больше боевиков. Они наблюдали за нами, взяв на изготовку автоматы. Нас пугал один их вид. Женщины повязали шарфы и платки, как будто они могли защитить их от взглядов боевиков, и смотрели себе под ноги, на поднимаемые при каждом шаге клубы пыли. Я быстро перешла на другую сторону от Элиаса, чтобы от боевиков меня загораживал брат. Люди двигались так, будто не управляли своими ногами и не думали, куда идут; они казались бездушными телами.

Мне был знаком каждый дом на этой улице. Здесь жила дочь деревенского врача и еще две девочки из моего класса. Одну из них схватили боевики еще 3 августа, когда ИГИЛ впервые пришло в Синджар, и ее семья попыталась сбежать. Я все думала, что же случилось с ней.

Некоторые дома были длинными, сделанными из глинобитных кирпичей, как наш. Другие – бетонными, как дом Хезни. Большинство были выбелены или оставлены серыми, но некоторые покрыты яркими красками и украшены красивыми плитками. На оплату и строительство таких домов уходила жизнь одного-двух поколений, и их владельцы надеялись, что после их смерти там будут жить их дети и внуки, которые оставят эти дома своим детям и внукам. В домах Кочо всегда было многолюдно, шумно и весело. Теперь они стояли пустые и печальные, словно скорбно наблюдая, как мы уходим. Животные безразлично пережевывали жвачку; собаки беспомощно лаяли из-за ворот.

Одной пожилой паре рядом с нами было трудно идти, и они остановились у обочины, чтобы передохнуть. К ним тут же подбежал боевик.

– Идите дальше! Не останавливайтесь! – крикнул он.

Но мужчина выглядел очень уставшим и не обращал внимания на крики. Он опустился на землю под деревом, стараясь спрятать свое исхудалое тело в маленькой тени.

– Я не дойду до горы, – сказал он жене, умолявшей его подняться. – Оставьте меня здесь, в тени. Я хочу умереть здесь.

– Нет, ты должен идти. Мы уже почти на месте, – говорила жена и пыталась поднять его.

Он с трудом встал и оперся на нее, как на костыль.

Вид этих стариков пробудил во мне такой гнев, что я забыла о страхе. Выбежав из толпы, я ринулась к дому, на крыше которого стоял боевик, задрала голову и со всей силы плюнула. Езиды считают, что плеваться очень нехорошо, и в моей семье это было одним из самых плохих поступков. Я понимала, что все равно не доплюну до боевика, но уж очень мне хотелось показать, как сильно я его ненавижу.

– Сука! – крикнул боевик, раскачиваясь на пятках, словно собираясь спрыгнуть на меня. – Мы здесь, чтобы помочь вам!

Я почувствовала, как Элиас хватает меня за локоть и тянет обратно в толпу.

– Зачем ты это сделала? – громко и испуганно прошептала Дималь. – Они же убьют нас.

Брат с сестрой рассердились, а Элиас крепко прижал меня к себе, стараясь спрятать от боевика, который продолжал кричать на нас.

– Мне жаль, – прошептала я, солгав.