Родители пока что ничего не знали об этой его влюбленности. Зато регулярно, при любом удобном случае они заводили разговор о Дагмаре. О том, что это достойная пара для наследника российского престола, о том, что именно датская принцесса связана с именем и светлой памятью всеми любимого и незабвенного Николая. Конечно же, по словам родителей, его никто ни к чему не принуждает, но тем не менее все, в том числе и в королевских домах Европы, ждут его решения. И он должен это понимать: ведь женитьба наследника огромной Российской империи — это не столько личное, частное дело, сколько политическое, государственное.

Александр старался не поддерживать разговор и менял тему беседы. Ему казалось, что с княжной Мещерской, несмотря на разницу в возрасте (Мария была на год старше) и на его особое положение и особые обязанности, их многое сближало.

В конце октября 1865 года в Мариинском театре была премьера оперы «Рогнеда». Новым творением композитора Александра Николаевича Серова дирижировал Константин Николаевич Лядов.

Александр любил оперы. «Рогнеда» же понравилась ему особенно. Может быть потому, что в зале была и Мария. И хотя они находились в разных местах, но ведь слушали одну и ту же музыку.

В основу оперы был положен один из эпизодов истории Руси. Рогнеда, дочь полоцкого князя, похищенная князем Владимиром, стала его женой. Побуждаемая фанатиком-жрецом Перуна и боясь торжества христианской веры, она решает убить мужа.

Александр был в восторге, когда узнал, что им обоим больше всего понравились одни и те же арии и хоровые номера.

После «Рогнеды» они еще не раз оказывались вместе на концертах. Как известно, шило в мешке не утаишь. Особенно если шило большое и острое, а мешок — дырявый.

Слухи о его увлечении Мещерской распространялись.

И не только в России, но и в Европе. Ему сообщили, что в одной французской газете появилась заметка о том, что наследник русского престола ведет предосудительный образ жизни и отказывается жениться на датской принцессе, потому что у него роман с фрейлиной Мещерской!

Александр II, тоже обеспокоенный слухами, вызвал сына к себе. Он напрямую спросил, какие у того отношения с Мещерской. Александр же честно ответил, что никаких.

Тогда император вновь напомнил сыну о том, что существует датская принцесса Дагмара и что ему следует все-таки поехать к ней. Поехать и объясниться. Так как союз с Дагмарой — это союз с принцессой, то есть достойной и равной ему по положению.

Александр в ответ промолчал. Он все же не мог избавиться от мыслей о Марии.

16 февраля 1866 года Марии исполнилось двадцать два года. Александр, передав поздравления, послал ей в подарок свою фотографию и букет. А через десять дней уже он праздновал свое двадцатиоднолетие. Все было как обычно — поздравления, подарки. Вечером он записал в дневнике:

«Вот минуло мне двадцать один, что-то будет в этот год? Вспомнил я письмо милого брата, которое он написал мне ровно год тому назад, где он поздравляет меня с двадцатью годами… Но вот его не стало, и он оставил мне свое место, которое для меня всегда было ужасно, и я только одного желал, чтобы брат мой был женат скорее и имел сына, только тогда, говорил я себе, я буду спокоен. Но этому не суждено было исполниться!»

А вскоре появилась еще одна запись:

«Я ее не на шутку люблю, и если бы был свободным человеком, то непременно женился, и уверен, что она была бы совершенно согласна… Как хорошо простым смертным: они принадлежат сами себе, они могут вести угодную себе жизнь, строить ее, исходя из личных пристрастий и желаний!..»

Весна, весна…

Он с детства любил весну. Ведь она приходила сразу после его дня рождения.

Весной и в самом Петербурге, устававшем от бесконечной промозглой зимы, жизнь, казалось, просыпалась и раскрашивалась всеми цветами радуги. И в первую очередь феерическим разноцветьем платьев на балах.

Апрельский бал 1866 года в Зимнем дворце, казалось, мало чем мог удивить. Все было как всегда. Дамы, кавалеры, оркестр, неугомонный шум голосов, смех, шелест платьев, шорох бальных туфелек по паркету, щелканье вееров и лорнетов.

Александр, как обычно, пригласил Марию на танец. Ведь это не только возможность ощутить тепло руки, но и шанс поговорить.

Во время танца с Александром Мария, как бы мимоходом, сообщила цесаревичу, что ей сделал предложение молодой князь Витгенштейн. И попросила у Александра совета — стоит ли ей выходить замуж за князя.

Как он потом рассказывал князю Мещерскому, услышав эту новость, он испытал такое потрясение, что чуть не упал и «был как сумасшедший». Он не мог ничего сказать и скоро ушел с бала.

Александр потерял сон, а днем не находил себе места. Апрельское солнце, игравшее на шпилях Адмиралтейства и Петропавловского собора, не радовало, а раздражало. Ему стало казаться, что настало время, когда нужно принимать какое-то решение. Пусть и радикальное, пусть скандальное. Но продолжать отношения так, как было до этого момента, дальше нельзя.

Он доверил свои мысли дневнику:

«Я только и думаю теперь о том, чтобы отказаться от моего тяжелого положения и, если будет возможность, жениться на милой М. Э. Я хочу отказаться от свадьбы с Dagmar, которую не могу любить и не хочу. Ах, если бы все, о чем я теперь так много думаю, могло бы осуществиться! Я не смею надеяться на Бога в этом деле, но, может быть, и удастся. Может быть, это будет лучше, если я откажусь от престола. Я чувствую себя неспособным быть на этом месте, я слишком мало ценю людей, мне страшно надоедает все, что относится до моего положения. Я не хочу другой жены как М. Э. Это будет страшный переворот в моей жизни, но если Бог поможет, то все может сделаться, и, может быть, я буду счастлив с Дусенькой и буду иметь детей. Вот мысли, которые теперь меня все больше занимают, и все, что я желаю».

Те же самые мысли, как и сам дневник, он доверил князю Мещерскому.

Цесаревич надеялся на поддержку своего друга. Но от слов Владимира Петровича он испытал не меньшее потрясение, чем совсем недавно от вопроса его кузины на балу.

Князь умолял его не совершать опрометчивого поступка. Он пояснил: «Ну, хорошо, вы откажетесь от прав на престол, от титула, от положения, откажетесь от всего и женитесь на Мещерской. Но ведь она вас не любит, она не способна любить. Это мелкая эгоистичная натура, испытывающая удовольствие лишь от того, что кружит голову престолонаследнику!»

В дневнике для цесаревича в продолжение разговора князь написал:

«Весною, летом, осенью и зимою все она, все она была главным предметом Ваших мыслей и, разумеется, Ваших чувств; все остальное в мире было поглощаемо этим чувством… Но затем Вы менее всего были в состоянии замечать, до какой степени Вас это чувство отдаляло от всего, что, по долгу принятой Вами присяги, должно быть всего ближе и всего постояннее присуще Вашей жизни».

На следующий день у него состоялся разговор с отцом.