Шрифт:
Интервал:
Закладка:
31.
Мир небоскрёбов, куда предстояло лететь Иалу, рисовался ему другой какой-то планетой, на которой очень любопытно побывать. По мере приближения к аэропорту это чувство усиливалось.
Выбравшись с чемоданом из автомобиля, Иалу почувствовал себя взрослым окончательно и бесповоротно. Он студент. Будущий нейрохирург. И через несколько часов будет лететь над океаном на огромных железных крыльях.
— В Нью-Йорке тебя встретит мой старинный друг Эдвард, — напутствовал отец. — Он будет помогать тебе первое время, чтобы ты не чувствовал себя в Америке чужим. Но, помни, и потом ты можешь всегда обратиться к нему за советом и помощью…
… Отец волновался напрасно. Америка, действительно, оказалась чужеродным миром из другой какой-то галактики, но миром, привыкаешь к которому поразительно быстро. Уже в следующую секунду шквал новых впечатлений отозвалась в душе восторгом: «А сколько еще на Земле удивительных мест!»
— Великое множество, но все их можно перечесть, — тут же вступил Иалу сам с собой во внутренний диалог.
— Да, Земля, не так уж велика.
— Согласен, не так велика, особенно, с тех пор, как изобрели самолеты.
-Я хочу этот мир на серебряном блюде!
— Он будет твоим, Иалу, я тебе обещаю!
Эдвард узнал бы Иалу, даже если бы друг не снабдил его подробными описаниями, во что юноша будет одет и какой у него чемодан.
— Ба, Иалу, ты вылитый твой отец в юности. Как будто время повернулось назад!
Друг отца оказался весёлым и вместе с тем очень благопристойным человеком. Иных друзей у его отца, ректора одного из лучших высших учебных заведений Александрии, быть и не могло.
Но Иалу твёрдо решил учиться в Америке. Так подсказывал внутренний голос, которому он привык во всём доверять.
Искусство нейрохирурга, дерзнувшего погрузиться в бесконечный мир атомов, сродни искусству самого Господа. Кто еще может воссоздать по молекулам, реанимировать узор на крыльях бабочки?
С бабочки и зародилась эта мысль. Чья неосторожная нога наступила на крыло, Иалу не знал, но так же отчетливо помнил себя шестилетним, как в тот вечер, когда безудержно рыдал от невозможности спасти красоту. Это была очень красивая редкая бабочка.
И пусть ту бабочку уже не спасти, он, Иалу, будет спасать живые души. Он познает все тонкости профессии хирурга, он будет учиться, как одержимый, и вернётся на родину не иначе, как знаменитым хирургом.
Друзья Иалу по университету удивлялись, неужели ему не хочется иногда отдохнуть от зубрёжки и практики и изведать прочие радости молодости, приправленные в Америке духом свободы, или, как сказал бы крёстный Пётр, душком вседозволенности.
Первое время Иалу казалось очень странным, даже диким отчасти, что в Америке любая девушка может запросто подойти к мужчине и сказать «Привет». Простой, но эффектный способ привлечь к себе внимание, особенно вкупе с фирменной американской улыбкой, как у красавицы Джулии.
Иалу, однако, так растерялся, что не мог произнести ответное короткое «Привет»
— Ты что немой? — с досадой рассмеялась Джулия, тряхнула светло-рыжими кудряшками, вызывая ассоциации с рассветной пустыней.
— Правильно сделал! — одобрил новый приятель Джим. — Я и сам, если честно, опасаюсь оставаться с ней наедине. Все знают, что она нимфоманка, и двери приличных домов давно закрыты для неё, но она, наверное, просачивается в замочные скважины и нападает на парней. Но не расстраивайся. На курсе полно и нормальных девчонок.
Собственно говоря, Иалу и не думал расстраиваться.
— Здесь, в Америке, полно классных девчонок. Кстати, ты будешь завтра на вечеринке по случаю Дня Рождения Джины?
— Вряд ли. Да и меня не приглашали…
— Брось, дружище! Джина никого и не приглашала персонально, она сказала: «Жду завтра всех на День рождения», и это относилось ко всей нашей группе. Или тебе нужно персональное приглашение. Думаю, Джина даже обидится, если ты не придёшь.
В чём дело — Джим намекнул Джине, что Иалу хоть и производит впечатление стопроцентно уверенного в себе человека, но в глубине души скромный парень, или девушка проявила инициативу сама, но она пригласила-таки его отдельно:
— Буду рада, если ты придёшь.
И улыбнулась при этом так ослепительно, что обезоруженному Иалу не оставалось ничего, кроме, как пообещать:
— Конечно, приду.
… Джина была особенно восхитительна в этот вечер — голубоглазая с копкой соломенных волос, собранных в небрежный хвост. Джинсы обтягивали бесконечные ноги, которые ещё больше удлиняли серебристые туфли на высоченном каблуке в тон топу.
Гостей всё прибывало, и оставалось только удивляться, сколько человек, оказывается, может вместить среднестатистическая двухкомнатная квартира.
В одной комнате на столе в углу стоял огромный торт, на котором ждали, когда их зажгут, двадцать свечей. Кремовую красоту окружали бокалы, предвкушая, что вот-вот их наполнят шипучим весельем.
Однако шампанским дело не ограничилось, хотя позже Джим и уверял, что ничего не знал о пристрастии Джины. После того, как свечи на торте были успешно задуты, а сам он не менее благополучно съеден, и пошли в ход другие приправы к веселью.
Один лишь Иалу не притронулся даже к шампанскому, чем и навлёк на себя гнев виновницы праздника.
— Слушай, Джим, твой друг не пьёт шампанское, не нюхает кокаин. Зачем он вообще пришёл на праздник? — нарочито громко обратилась Джина к Джиму, но никто кроме него её не расслышал.
Тела извивались и едва не совокуплялись на импровизированном танц-поле, один только Иалу, действительно, стоял в стороне у окна.
— Ну и пусть стоит, — с вызовом тряхнула кудряшками Джина. — Пусть стоит здесь один, а мы будем танцевать на подоконнике.
Громко смеясь, Джина распахнула окно и прямо на каблуках взобралась на него, демонстрируя Иалу стройные изгибы своего тела.
— Эй! Вы внизу! Вы все подонки! Тьфу на вас! — крикнула она прохожим и машинам с высоты восемнадцатого этажа.
Джиму показалось это очень смешно, и он тоже взобрался на подоконник и тоже крикнул «Тьфу на вас!».
Издав воинственный клич, Джина наклонилась вниз и смачно плюнула.
Смех сменился пронзительным криком. Девушка поскользнулась, и только чудом не сорвалась вниз, успев ухватиться за Джима, а Иалу резко дёрнул
