Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он улыбнулся этому отдалённому гневу, ибо понимал его. Сдерживаемая, скованная столь долго богиня вскоре сможет дать волю своей ярости. Карса чувствовал её голод, столь же ощутимый, как и родственные души в его мече. Оленья кровь была столь жидкой…
Он осадил Погрома в старом лагере у края солончака. Склоны позади могли дать последний корм и воду для коня по эту сторону Стены Вихря, поэтому теблор потратил некоторое время, чтобы собрать травы в дорогу, а также наполнить мехи водой из источника в десяти шагах от лагеря.
Карса соорудил костёр, использовав последние кизяки из Ягг-одана, — что он делал довольно редко, — и сразу после еды открыл мешок, где лежала разрубленная ’Сибалль, и впервые извлёк оттуда её останки.
— Так спешишь со мной разделаться? — спросила ’Сибалль сухим, дребезжащим голосом.
Глядя на существо сверху вниз, он прорычал:
— Мы заехали далеко, Ненайденная. Прошло много времени с тех пор, как я последний раз тебя видел.
— Тогда зачем ты пожелал увидеть меня теперь, Карса Орлонг?
— Не знаю. Но уже сожалею об этом.
— Я видела свет солнца сквозь переплетение ткани. Всё лучше, чем темнота.
— Какое мне дело до твоих предпочтений?
— Такое, Карса Орлонг, что мы принадлежим к одному и тому же Дому. Дому Цепей. Наш господин…
— У меня нет господина, — прорычал теблор.
— Всё, как он сам того пожелал, — ответила ’Сибалль. — Увечный бог не ожидает от тебя коленопреклонений. Он не отдаёт приказов своему Смертному Мечу, своему Рыцарю Цепей, — ибо это то, что ты есть, роль, для которой ты создавался с самого начала.
— Я не из этого Дома Цепей, т’лан имасска. И я не приму нового ложного бога.
— Он не ложный, Карса Орлонг.
— Такой же ложный, как и ты, — сказал воин, оскалив зубы. — Пусть он предстанет предо мной, и мой меч ответит за меня. Ты говоришь, что меня создали. Тем более он должен за это ответить.
— Боги сковали его.
— Что это значит?
— Они приковали его, Карса Орлонг, к мёртвой земле. Он искалечен. Охвачен вечной болью. Заточение изуродовало его, и теперь он ведает лишь страдание.
— Ну так я разобью его оковы…
— Приятно слышать…
— …а затем убью его.
Карса схватил разрубленную нежить за единственную руку и запихал обратно в мешок. Затем встал.
Великие свершения ждали его. И это было приятно.
Этот Дом — просто очередная тюрьма. Хватит с меня тюрем. Воздвигни вокруг меня стены — и я обрушу их.
Усомнись в моих словах, Увечный боже, — и пожалеешь…
Я считаю, что своим происхождением отатарал обязан чародейству. Если, как мы предполагаем, магия питается скрытыми энергиями, у этих энергий неизбежно должен быть предел. Следовательно, если достаточно мощное применение чародейской силы вышло бы из-под контроля, оно могло бы вызвать цепную реакцию, которая, в свою очередь, совершенно осушила бы источник таковой жизненной силы.
Более того, известно, что Старшие Пути успешно сопротивляются мертвящему воздействию отатарала. Это косвенно подтверждает, что уровни энергий в мире фундаментально многослойны. Достаточно, к примеру, сравнить жизненную энергию одушевлённой плоти с неоспоримой энергией предметов неодушевлённых, таких как камень. Поверхностное исследование могло бы привести к заключению о том, что первая — жива, в то время как второй — нет. Таким образом, возможно, отатарал не в такой степени «нейтрализует» магию, как это могло бы показаться…
Девятый, одиннадцатый и двенадцатый взводы средней пехоты присоединили к морпехам девятой роты. Ходили слухи, что вскоре к ним добавят первый и второй взводы — тяжелых пехотинцев с перекачанными мышцами и насупленными лбами — и вместе они сформируют отдельное боевое подразделение.
В новоприбывших взводах не было лиц, абсолютно незнакомых Смычку. В девятой роте он сразу взял себе за правило запоминать лица и имена.
Невыспавшиеся, утомлённые, стёршие ноги в кровь, сержант и его взвод развалились вокруг очага, убаюканные немолчным рёвом Стены Вихря в тысяче шагов от лагеря. Оказалось, даже дикая ярость может убаюкивать.
Сержант девятого взвода Бальзам направил своих солдат в новый лагерь и лишь затем спешился. Высокий широкоплечий далхонец произвёл на Смычка впечатление тем, с каким холодным равнодушием переносил все невзгоды. Взвод Бальзама уже отличился боях: в легионе из уст в уста передавали легенды о капрале Смраде, Горлорезе, Непоседе, Гальте и Лоубе. То же касалось двух других взводов. Моук, Ожог и Штабель. Том Тисси, Тульпан, Скат и Талант.
Тяжелая пехота ещё не пробовала крови, но Смычок уже восхитился их дисциплиной — видимо, всё дело в насупленных бровях. Вели им держать позицию, и они зубами вгрызутся в землю. Он заметил, что некоторые из них бродят вокруг. Смекалка, Таз, Курнос и Уру Хэла. Все как один были недовольны.
Сержант Бальзам присел на корточки:
— Ты, значит, Смычок? Слышал, тебя на самом деле не так зовут.
Смычок приподнял брови:
— А Бальзам, значит?..
Темнокожий юноша насупился. Тяжёлые брови сошлись в одну линию.
— Ну да, а как же.
Смычок бросил взгляд на другого бойца девятого взвода — стоявшего неподалеку мужчину, явно изнемогающего от желания отправить кого-то на тот свет.
— А как насчет него? Как там его звать — Горлорез? Думаешь, его маменька выбрала это имя для своего малютки?
— Кто его знает, — ответил Бальзам. — Дай карапузу нож, и всякое может случиться.
Пару мгновений Смычок разглядывал его лицо, затем хмыкнул:
— Ты хотел меня видеть по какому-то делу?
Бальзам отмахнулся:
— Да не то чтоб. Вроде того. Как вам новые бойцы капитана? Поздновато для таких перестановок…
— Не так уж это внове на самом деле. Легионы Сивогрива порой организуют в той же манере. В любом случае наш новый Кулак одобрил.
— Кенеб. Не уверен я в нём.
— А в нашем юном капитане уверен?
— О, ещё как. Ранал же благородного происхождения. Этим всё сказано.
— То есть?
Бальзам отвел взгляд, переключившись на порхающую вдали птичку.
— Ничего такого. Просто он погубит нас всех.
О как.
— Ты ещё громче говори, не все услышали.
— Нет нужды, Смычок. Все думают так же.
— Думать и говорить — разные вещи.