Втайне я стеснялся того, что делал, как и неприлично больших гонораров, какие мне за это платили. Или предпочитал думать, что стеснялся. Однако охотно принимал астрономическую зарплату и проматывал ее сразу, едва она поступала на мой текущий счет.

– Тут нет ничего постыдного, – убеждал меня Каракс. – Напротив, это творческая работа, предоставляющая шанс, если разумно им распорядиться, купить свободу и толику времени, чтобы позднее, как только вы бросите прибыльное занятие, стать самим собой.

– А кто я на самом деле? Сочинитель рекламы прохладительных напитков, кредитных карт и автомобилей класса люкс?

– Вы станете тем, кем захотите видеть себя.

Откровенно говоря, лично для меня было важнее не то, кем я был, а кем считал меня Каракс, или кем, как он думал, я могу стать. Я продолжал трудиться над нашей книгой, как мне нравилось называть ее. Работа над ней сделалась второй жизнью, отдельным миром, у врат которого я вешал на гвоздь маскарадный костюм, служивший мне повседневной одеждой, чтобы схватиться за перо, «Ундервуд» или что там было у меня под рукой и погрузиться в роман, казавшийся бесконечно реальнее моего процветающего земного существования.

За истекшие годы в жизни всех нас произошли перемены. Вскоре после того, как Алисия Грис воспользовалась гостеприимством Исаака Монфорта, он объявил, что настало время ему удалиться на покой. Исаак предложил Фермину, в тот момент впервые познававшего радость отцовства, заступить на пост хранителя Кладбища забытых книг.

– Пора бесстыднику встать у руля, – сказал он.

Фермин добился благословения Бернарды, и она согласилась переехать в квартиру на первом этаже в доме, стоявшем вплотную к Кладбищу забытых книг. Фермин пробил в стене потайную дверь, через которую можно было попасть в галереи дворца, служившего вместилищем заповедного Кладбища, и превратил бывшее жилье Исаака в свой рабочий кабинет. Я тогда рекламировал известную фирму японской электроники. Воспользовавшись удобным случаем, подарил Фермину огромный цветной телевизор так называемого высокого разрешения. Фермин, прежде считавший телевидение бесовским изобретением, изменил свое мнение, обнаружив в сетке вещания фильмы Орсона Уэллса – «он, знаете ли, такой озорник» – и, главное, картины с актрисой Ким Новак, чьи остроконечные чашечки лифчиков по-прежнему питали его веру в лучшее будущее человечества.

Мои родители после бурных лет, когда я думал, что их брак близится к завершению, преодолели все препятствия, природу которых мне никто не пожелал объяснить, и, к всеобщему удивлению, произвели на свет позднего ребенка, подарив мне сестру, нареченную Исабеллой. Дед Семпере успел подержать ее на руках, скончавшись вскоре от внезапного сердечного приступа, настигшего его, когда он поднимал коробку с полным собранием сочинений Александра Дюма. Мы похоронили деда рядом с супругой Исабеллой, положив в гроб экземпляр «Графа Монте-Кристо». Потеря отца разрушительно повлияла на моего родителя, неожиданно для всех он постарел и больше никогда не стал прежним. «Я думал, дед будет жить вечно», – признался он мне, когда однажды я застал его в слезах, спрятавшимся в подсобном помещении магазина.

Как и ожидалось, Фернандито с Софией поженились и переехали в бывшую квартиру Алисии Грис на улице Авиньон. В той спальне Фернандито втайне давно получил ученую степень, демонстрируя Софии мастерство, которому когда-то обучила его Матильда. Со временем София решила открыть собственный книжный магазинчик детской литературы, назвав его «Малышка Семпере». Фернандито работал в крупных торговых центрах и сделал карьеру, получив через несколько лет должность управляющего книжного отдела.

В 1981 году, вскоре после неудавшейся попытки государственного переворота, едва не вернувшего Испанию обратно в каменный век, если не хуже, Серхио Вилахуана опубликовал в «Вангуардии» серию репортажей. В них он срывал покровы тайны с давнего преступления, когда сотни детей были похищены у родителей, в большинстве своем политических заключенных, пропавших в первые послевоенные годы в тюрьмах Барселоны. Несчастных убили, чтобы замести следы. Разразившийся скандал разбередил старые раны, о которых одни просто не знали, а другие хотели бы скрыть. После громких разоблачений, положивших начало ряду расследований (они продолжаются по сию пору, породив вал документов, обвинений, гражданских и уголовных исков), многие осмелились сделать следующий шаг и принялись собирать отчеты и свидетельства о наиболее темной эпохе в истории страны, казалось, надежно похороненной.

Благосклонный читатель, наверное, недоумевает: неужели во время описанных выше событий этот Хулиан Семпере днем был всецело увлечен созданием коммерческой рекламы, а ночью отдавался служению безупречной деве высокой литературы? Все происходило немного иначе. Сочинение четырех книг романа, задуманного нами с Караксом, превратилось из бегства в рай в монстра, начавшего пожирать то, что находилось в непосредственной близости, то есть меня. Монстру, вошедшему в мою жизнь по приглашению и не пожелавшему уходить, пришлось научиться уживаться с другими призраками, составлявшими мне компанию. Отдавая дань своему второму деду, Давиду Мартину, я тоже заглянул в бездну, существующую в душе каждого писателя, и едва удержался на краю, уцепившись за него пальцами.

В 1981 году Валентина восстала из тьмы и явилась передо мной, и ее выход на сцену одобрил бы сам Каракс. Дело было вечером, мозг у меня пребывал в разжиженном состоянии и буквально капал из ушей. Я заглянул на огонек во Французскую книжную лавку, первоначальное место преступления, и валял дурака, слоняясь между стоек с новинками. Неожиданно опять увидел ее. Я прирос к полу, превратившись в соляную статую, и смотрел на нее, пока она не повернула голову и не заметила меня. Валентина улыбнулась, и я бросился бежать. Она догнала меня у светофора на улице Росельон. Купила мне книгу и, когда я взял ее, даже не поглядев, что это было, коснулась моей руки.

– Десять минут? – спросила Валентина.

И, конечно, дождь не заставил себя долго ждать. Но он уже ничего не мог изменить. Мы тайно встречались на очередной мансарде с видом на половину северного полушария, а через три месяца начали жить вместе. Точнее, Валентина переехала ко мне, поскольку к тому моменту я уже стал обладателем фешенебельной квартиры в Саррии, где свободного места хватало. На сей раз Валентина задержалась на два года, три месяца и один день. Однако вместо того, чтобы разбить мне сердце (хотя без этого тоже не обошлось), она преподнесла мне лучший в мире подарок, который больше никто не мог бы сделать: дочь.

Мы крестили Алисию Семпере в августе 1982 года. Вскоре после душевных метаний, причину которых мне не удалось понять, Валентина ушла снова, теперь уже навсегда. Мы с Алисией остались вдвоем, однако одинокими себя не чувствовали. Малышка спасла мне жизнь и заставила понять, что без нее не имело никакого смысла все, что бы я ни делал. Много лет, пока я работал над завершением проклятых книг, лелея надежду освободиться от них раз и навсегда, Алисия находилась рядом и вернула то, в чем я давно разуверился, – вдохновение.

У меня вспыхивали мимолетные романы, появлялись планы найти приемную мать для Алисии, встречались на пути и самоотверженные женщины, но все отношения заканчивались расставанием. Дочь говорила, что не хочет, чтобы я остался один, а я убеждал ее, будто вовсе не одинок.