знакомую мне Песчаную гору у самого Кременчуга. Как оказалось, за час до того в город успели проникнуть и разъезды казаков генерала Шифнер-Маркевича, которых я и встретил, спускаясь с горы, когда они преспокойно рыскали по дворам пригорода.

– А где же все ваши остальные станичники? – спросил я одного из этих лихих представителей тихой Кубани. – Где вся ваша бригада с генералом?

– Где бригада? – с некоторым недоумением переспросил симпатичный и расторопный кубанец, задерживаясь у порога какой-то хаты и прикладывая руку к папахе. – А… втягивается в город, ваше благородие… по большому мосту, да в этот самый город, куда вы идете теперь… Наши станичники уже, почитай, собрались на площади и служат молебен.

– Как же вы сюда попали? – спросил я, пораженный таким приятным сюрпризом.

– А с другой стороны… Генерал приказали бригаде налетом захватить железный мост со стороны Крюкова… Мы и захватили, а красные готовили взорвать его… Теперича, значит, уже давно в городе…

Отправив донесение, радостный, я направился дальше, продвигаясь улицами, на которых еще 2—3 часа тому назад хозяйничал противник.

Моя разведка кончилась, и теперь мне со своими людьми приходилось выполнять вторую задачу: подыскать квартиры для постоя своих людей и роты гвардейских сапер, следуя заблаговременно полученному распоряжению полковника Авенариуса.

Вскоре все мои друзья и сослуживцы были уже в Кременчуге, где несколько дней мы были вместе, так как противника преследовала бригада генерала Шифнер-Маркевича, а дивизия была здесь задержана на два дня.

В пламени повстанчества

Лето 1919 года принесло с собою большевикам крупные разочарования.

Окрепшая и значительно разросшаяся к этому времени Добровольческая армия неожиданно перешла в наступление, и под ее напором пали Николаев, Одесса и Херсон, не говоря уже о других, более мелких пунктах этого района, еще недавно занимаемых красными отрядами.

Большевики заколебались и стали поспешно очищать Крым, Таврию и Донецкий бассейн, постепенно переходя в настоящее паническое бегство, бросившее красные армии к днепровским переправам.

Обоими берегами Днепра, оставив позади себя железную дорогу, победоносно шли большие силы Добровольческой армии…

Правым берегом двигался отряд генерала Оссовского, в состав которого входили: 5-я пехотная дивизия, Сводный полк Кавказской кавалерийской дивизии, рота гвардейских сапер и Гвардейский конно-подрывной полуэскадрон. Левым берегом пошли казаки под командою генерала Шифнер-Маркевича, перешедшие впоследствии днепровский мост у посада Крюкова.

Чувствуя за собою непреодолимую силу этих прекрасных добровольческих частей, большевики уходили все дальше и дальше, приходя в полнейшую дезорганизацию и превращаясь в беспорядочные банды, преследовавшие только цели личного спасения.

Вскоре отряды генералов Оссовского[701] и Шифнер-Маркевича, почти одновременно появившиеся около Кременчуга, стремительно заняли этот большой железнодорожный и промышленный центр, ворвавшись в него почти на плечах убегавших красноармейцев.

Но, заняв Кременчуг, победители-добровольцы не остались в нем «почивать на лаврах» и не приостановили своих дальнейших действий, продолжая стремительно преследовать растерявшегося противника своими передовыми отрядами.

Спасаясь от белых, разрозненные части большевиков бежали по левому берегу Днепра и по двум железнодорожным направлениям на Полтаву и Ромодан—Киев, отмечая свой путь всякого рода бесчинствами и кровавыми расправами с беззащитным населением, попадавшихся на их пути городов и сел.

Положение мирных жителей всего этого края в описываемое время действительно представлялось исключительно трагическим: лишенные всякой связи с крупными центрами, давно не получавшие никаких газет и писем и положительно не знавшие о том, «какому из богов следует молиться», – все эти несчастные люди, среди которых находилось много интеллигенции и бывших офицеров Императорской армии, жили в постоянном страхе перед всякими ужасами, каковые им могло принести ежеминутное вторжение разнузданных и озлобленных своею неудачей большевиков.

Поэтому является вполне понятною та радость, с какою встретилась мирным населением этой области весть о скором приходе добровольцев, которых оно по справедливости считало своими «избавителями», способными вернуть измученным городам и селам желанный покой.

Разбитые большевики бежали, но за ними где-то вдали победоносно шли добровольцы, несшие с собою конец всем невзгодам и ужасам…

И, притаясь в своих забытых всем миром уголках, запуганные жители Украины ждали прихода последних как манны небесной, втайне готовя им торжественные встречи и самый радушный прием, основанные на чувствах неподдельных любви и благодарности.

К этому-то времени и относится, между прочим, один из ужаснейших эпизодов, представляющийся исключительным даже в ряду всех наиболее кровавых картин жестокой Гражданской войны 1919 года…

Эпизод этот произошел в небольшом городке Правобережной Украины, известном по своему славному и историческому прошлому, но с конца XVIII века начавшему постепенно глохнуть и под конец превратившемуся в мирное провинциальное местечко Юга России, укромно скрывающееся в кущах своих садов.

Заслышав о победе добровольцев над большевиками и приближении первых к их оторванному от всего света уголку, жители этого городка, подобно другим, воспрянули духом и стали с нескрываемою радостью готовиться к встрече избавителей.

– Идут, идут белые! – пронеслось по городу. – Довольно мучений и ужасов! Идут добровольцы в фуражках с кокардами и настоящими погонами на плечах! Слава богу!..

Такие радужные вести передавались из уст в уста на каждом шагу, наполняя сердца измученных горожан неподдельным восторгом.

В этом городке проживало немало интеллигенции, бывших чиновников царского правительства и офицеров старой армии, не успевших примкнуть к добровольцам. Для последних приход воинов в погонах и с настоящими кокардами на фуражках представлялся уже настоящим днем Светлого Христова Воскресения, вследствие чего они не могли надлежащим образом скрыть своих восторгов и неосторожно делились ими с каждым встречным.

Бедные люди на радостях совсем забыли о том, в какое страшное и братоубийственное время приходилось им жить.

О преждевременных восторгах и ожиданиях измученных горожан неожиданно проведал начальник одного из отступавших под напором добровольцев отрядов, находившихся поблизости. А был им человек, несомненно, искренно преданный коммунистам, до крайности озлобленный их неудачей и в то же время по-своему смекалистый и способный на всякие неистовства в целях истребления ненавистных белых и их мирных сторонников.

Узнав о настроениях жителей тихо дремавшего среди своих зеленых садов городка, командир-большевик быстро создал поистине дьявольский план, каковой, к несчастью, ему и удалось тотчас же выполнить с полным успехом.

Выбрав из числа своих всадников-красноармейцев несколько наиболее верных и смышленых, он умело «подделал» их «под добровольцев», нашив им на гимнастерки погоны и заменив коммунистические пентаграммы на фуражках добровольческими кокардами.

После успешного завершения такого рода «подделки», все эти переряженные большевики, получив от своего командира надлежащие инструкции, поскакали в городок, жители которого так нетерпеливо поджидали добровольцев.

По прибытии туда, тотчас же обратив на себя, конечно, всеобщее внимание, верные посланники хитрого большевика смело выдали себя за белогвардейский разъезд, прибывший с вестью о приближении передовых отрядов Добровольческой армии. И от