Джейми неловко стиснул перебинтованную руку в кулак, и по спине у меня побежали мурашки.

— Так откуда ссадины?

Он глубоко вздохнул.

— Помнишь, саксоночка, когда мы только встретились, Дугал однажды довел меня так сильно, что я чуть было на него не кинулся? А ты сказала: «Ударь по чему-нибудь, станет легче». — Он криво усмехнулся. — И я поколотил дерево. Было больно, но ты оказалась права. Не то чтобы мне полегчало, но немного отпустило — это да.

— О.

Я с облегчением выдохнула. Все хорошо, Джейми, похоже, не собирается устраивать мне допрос. Что ж, пусть ждет. Он, кажется, еще не понял, что дочь унаследовала его же упрямство.

— Она… она рассказала, как это случилось? — Заминка выдавала испытываемые им чувства. — Я имею в виду… Ее сильно мучили?

— Нет. Физически — нет.

Золотое кольцо тяжелым грузом оттягивало мне карман. Брианна просила лишь не раскрывать имени Боннета и на этом все, но я не собиралась пересказывать Джейми подробности случившегося… да он и сам не спрашивал. Думаю, для него эта история стала бы худшим из кошмаров.

Джейми и впрямь промолчал — только пробормотал под нос гэльское ругательство и, опустив голову, зашагал дальше. Однако я не могла уже выносить это давящее молчание. Лучше взорваться, чем умереть от удушья.

— О чем думаешь?

— О том, как это ужасно… подвергнуться насилию… даже если без особой грубости…

Под курткой беспокойно заходили плечи, словно одежда вдруг стала ему тесна. Я отлично понимала, что сейчас у него на уме: тюрьма Уэнтворт и оставшаяся на память от нее паутина толстых шрамов.

— Думаю, это ужасно. Хотя, надеюсь, ты прав — это легче пережить, если нет явных последствий. Беда в том, что одно последствие у нас будет.

Джейми непроизвольно дернулся.

— Да. — Он странно посмотрел на меня — а может, просто кособокая луна так серебрила его лицо? — И все же… если он над ней не издевался, это одно. А вот если мучил… Тогда убить его мало! — резко закончил Джейми.

— Есть только один маленький нюанс: с беременностью уже ничего не поделаешь, — несколько язвительно сказала я. — Сломанные кости можно срастить, раны — залечить. А вот ребенок… он никуда не денется, и ты это знаешь.

— Да, знаю!

Я вздрогнула, и Джейми успокаивающе вскинул руки.

— Прости, не хотел кричать.

Я кивнула, и мы опять пошли бок о бок, больше не притрагиваясь друг к другу.

— Все я знаю! — начал было он, но тут же осекся, глядя на меня. Поморщившись, он попробовал снова, уже спокойнее: — Уж прости меня, саксоночка, в этом вопросе я разбираюсь лучше тебя.

— Не спорю. Но тебе не доводилось рожать, ты не представляешь, каково это…

— Ты все-таки споришь, саксоночка. Не надо. — Голос был шутливым, однако Джейми говорил серьезно. — Я просто пытаюсь объяснить тебе. — Он застыл, словно собираясь с силами. — Я уже давно стараюсь не вспоминать Джека Рэндалла… И сейчас не хотел бы. Приходится.

Пожав плечами, он провел рукой по лицу.

— Есть тело, саксоночка, а есть душа, — медленно произнес Джейми, тщательно подбирая слова, чтобы выразить свои мысли. — Ты врач и о теле знаешь побольше многих. Но душа не менее важна.

Хотя с языка рвалась колкость, я промолчала. Джейми этого не заметил — так же как не видел темного поля и залитых лунным светом кленов. Перед его глазами стояла комнатушка с толстыми каменными стенами, где из мебели имелись лишь стол, пара стульев и лампа. И еще кровать.

— Рэндалл, — отстраненно заговорил Джейми. — Я смог выдержать почти все, что он делал. Да, я боялся, мучился от боли. Жаждал его убить. Но я сумел бы с этим справиться и жить дальше, не чувствуя себя грязным. Однако моего тела ему было мало — он хотел заполучить мою душу. И ему это удалось… А, ладно, ты и сама все знаешь.

Резко отвернувшись, он стремительно зашагал вперед. Я едва поспевала за ним.

— Вот об этом я тебя и спрашиваю… Тот человек, он взял ее просто из минутной прихоти? Если он всего лишь хотел насладиться женским телом… то, думаю, она переживет.

Джейми медленно выдохнул. Белое облачко пара окутало его ощутимым свидетельством гнева.

— А вот если он хотел заполучить именно Брианну, а не любую женщину вообще — тогда, быть может, ему удалось затронуть ее душу, и это действительно страшно…

— А так, по-твоему, ничего страшного не случилось?! — возмутилась я. — Не важно, чего он хотел…

— А я говорю, важно. Это разные вещи!

— Нет, не разные. Я понимаю, о чем ты…

— Не понимаешь!

— Понимаю! Но почему…

— Потому что когда я беру тебя, саксоночка, то получаю не только твое тело. И ты прекрасно это знаешь!

Он вдруг сгреб меня в охапку и яростно поцеловал. Силой раздвинул мне губы и просунул в рот язык — настойчиво, жадно, грубо.

Я знала, чего он хочет — того же, что я надеялась получить от него: утешения. Однако сегодня на утешение рассчитывать не приходилось.

Пальцы впились мне в плечи, потом поднялись выше, к шее. Джейми прижал меня к себе, и по спине побежали мурашки. И вдруг он отстранился.

— Не могу… — Хрипло дыша, он убрал руки. — Не могу…

Джейми отвернулся, нащупывая возле себя изгородь, словно слепой, и плотно зажмурил глаза.

Меня трясло, ноги подкашивались. Обхватив себя руками, я села на землю у его ног. Кровь громко стучала в ушах. Ночной ветер шумел в деревьях на склоне горы, неясно бормотал в соснах. Откуда-то из темноты женским плачем донеслось мяуканье пантеры.

— Это не потому, что я тебя не хочу, — выдавил наконец Джейми.

Тихо зашуршав одеждой, он повернулся ко мне. Мгновение стоял неподвижно, опустив голову; луна висела за его спиной, и волосы мерцали в ее свете, а лицо было сокрыто в тени. Потом все-таки протянул мне перебинтованную руку и помог встать.

— Я хочу тебя больше, чем когда-либо… Но, черт возьми, я не могу, Клэр! Не могу воспринимать себя сейчас как мужчину. Не могу прикоснуться к тебе, думая о том, как он… Просто не могу!

— Я понимаю.

Хорошо, что он не стал выспрашивать у меня подробности. Я и сама предпочла бы ничего не знать. Разве могли мы заняться сейчас любовью, невольно думая о другом акте, внешне ничем не отличимом, но совершенно ином по сути?

— Джейми, я понимаю, — повторила я.

Открыв глаза, он уставился на меня.

— Вот именно. Об этом я и говорил… Ты можешь одним словом вырвать мне сердце, Клэр, — прошептал он, привлекая ближе, — потому что ты меня знаешь. — Пальцы — холодные, негнущиеся