Я тихонько притворила дверь и опустила засов. Потом перемешала в очаге угли и принялась снова накрывать на стол; достала свежий хлеб, затем прошла в кладовую за сливочным маслом. И замерла, глядя на заставленные припасами полки.

«Доверься во всем Господу и моли его подсказать правильный путь. А если одолевают сомнения — поешь».

Этот крайне полезный совет дал мне один монах-францисканец. Я схватила банку со смородиновым вареньем, круглую головку козьего сыра и бутыль вина из бузины.

Комнату наполнял негромкий голос Джейми, и я позволила его звукам успокоить меня так же, как и Брианну.

— Когда ты была маленькой, я постоянно о тебе думал, — рассказывал он. — В той пещере все время представлял, как держу тебя на руках, такую крошечную, прижимаю к сердцу и пою песни.

— А что за песни?

Брианну едва было слышно за треском очага. Рука ее лежала на плече у Джейми, и указательным пальцем она изредка поглаживала длинную прядь его волос.

— Старые колыбельные, которые пела мне мама, а потом Дженни — своим детям.

— Спой, пожалуйста, — выдохнула вдруг Брианна.

Он замешкался было, потом стал негромко напевать на гэльском ей на ухо. Увы, у Джейми начисто отсутствовал слух; голос его то взлетал, то падал, и мелодия получилась совершенно немузыкальной — но при этом отчего-то успокаивала.

Я разобрала большую часть слов. Это была песнь рыбака, который молил морских тварей отдать жизнь ради пропитания его дочери… охотника, который просил лесных зверей поделиться теплой шкурой. Песнь отца — молитва, оберегающая от всех бед…

Под ее звуки я на цыпочках ходила по комнате, доставала деревянные тарелки и чаши, резала хлеб и намазывала его маслом.

— Па, знаешь что? — сказала вдруг Бри.

— Что? — на секунду прервал свою колыбельную Джейми.

— Ты совершенно не умеешь петь.

Послышалось фырканье и шелест ткани, когда он подвинулся, устраивая их двоих поудобнее.

— Не спорю. Так мне перестать?

— Не-а.

Она прильнула к нему еще теснее.

— А хочешь, я тоже кое-что тебе скажу?

Глаза у Брианны были закрыты, тень от ресниц падала на скулы, но она улыбнулась:

— Что, па?

— Ты весишь не меньше матерого лося.

— Так мне встать? — не шелохнувшись даже, спросила Брианна.

— Не вздумай.

Она погладила его по щеке.

— «Mi gradhaich a thu, athair». — «Моя любовь навеки с тобой, отец».

Джейми покрепче обнял ее и поцеловал в лоб. В очаге вдруг рассыпалось искрами полено, и пламя взревело, высвечивая их лица. В этот момент они стали невероятно похожи, только Брианна выглядела более нежной, женственной копией Джейми. Они оба сильные и такие упрямые…

И, благодарение Господу, они мои.

После ужина измученная Брианна заснула. Я вымоталась, меня не оставляло жуткое ощущение, будто я нахожусь на поле боя, но никак не могу повлиять на исход битвы… И все же я должна что-то предпринять.

Однако решать мне ничего не хотелось. Мне хотелось забыть о настоящем и будущем и просто вернуться в тихий вчерашний день.

Залезть в теплую постель, свернуться рядом с Джейми клубком и спрятаться под одеялом от холода. Смотреть, как гаснут в очаге угли, и тихо обмениваться глупыми сплетнями и шутками, постепенно переходя на язык страсти — когда слова сменяются прикосновениями и движением тел, а потом и этот разговор умолкает, и в комнате воцаряется сонная тишина.

Вот только сегодня в нашем доме было неспокойно.

Джейми волком рыскал по комнате, переставляя вещи с места на место. Наблюдая за ним уголком глаза, я убирала со стола. Мне очень хотелось поговорить — и в то же время я страшилась этого разговора. Я обещала Бри молчать о Боннете. Однако врать я не умела, и Джейми легко читал по моему лицу.

Я налила в ведро горячей воды и собрала тарелки, чтобы вымыть их за домом. Когда вернулась, Джейми стоял возле стола, где хранил бумагу и чернила. Спать он явно не собирался, но и писать раненой рукой все равно не смог бы, хотя задумчиво крутил в пальцах перо.

— Хочешь мне что-то продиктовать? — спросила я.

Он отмахнулся:

— Нет. Надо бы Дженни написать, да и других дел полно… но сейчас я не в состоянии сесть и сосредоточиться.

— Я тебя понимаю… — сочувственно кивнула я.

— Саксоночка, я и сам себя не понимаю, — со странным смешком ответил он. — Раз ты такая умная — скажи же, что я сейчас чувствую.

Я подошла ближе и положила руку ему на грудь.

— Ты устал… Злишься. Волнуешься… — Я покосилась на Брианну, тихо сопящую в кровати. — Возможно, у тебя разбито сердце…

— Все верно, — согласился он, рванув воротник рубашки, словно та его душила. — И не только. Не могу здесь оставаться. — Он взглянул на меня — я до сих пор не успела переодеться, так и ходила в дневном платье. — Пойдем прогуляемся немного?

Я торопливо бросилась за плащом. Снаружи темно, Джейми не увидит моего лица — а значит, не поймет, что я вру.

Мы неторопливо вышли из дома, миновали сарай и загон для скота. Я даже не представляла, с чего начать разговор. Хотя, возможно, сейчас лучше промолчать? Мы оба были вне себя, просто не показывали этого, чтобы успокоить Брианну.

Джейми ощутимо кипел от ярости. Понятная эмоция… увы, столь же нестабильная, как и керосин: тронь без лишней надобности бутылку — и она полыхнет, разнося все вокруг. Одного неловкого слова хватит, чтобы Джейми взорвался. А если он на меня рявкнет, я либо разревусь, либо вцеплюсь ему в горло, потому что и сама сдерживаюсь из последних сил.

Мы долго бродили среди деревьев, окружавших мертвое кукурузное поле, не глядя перед собой и в то же время ступая осторожно, словно пробираясь сквозь мины.

— Джейми… — не вытерпела я в конце концов. — Так что у тебя с руками?

— Что? — удивился он.

Я взяла его за ладонь и поднесла к лунному свету.

— Эти ссадины — они ведь не из-за работы с камнем?

— А… — Он замер, позволяя мне гладить разбитые костяшки, и вдруг спросил: — Брианна… Она ничего не говорила о том мужчине? Ты знаешь, кто это?

Я замешкалась — и этим себя выдала.

— Так ты знаешь? — В голосе отчетливо прорезалась недовольство.

— Она просила тебе не рассказывать! Я ей говорила, что ты обо всем догадаешься, но, Джейми, я дала ей слово, умоляю, пожалуйста, не заставляй меня!..

Он то ли насмешливо, то ли презрительно фыркнул.

— О да, я хорошо тебя знаю, саксоночка, ты не умеешь ничего скрывать. Даже малыш Иэн читает тебя как открытую книгу. — Он успокаивающе похлопал меня по спине. — Не переживай. Скажет сама, когда будет готова. А я