Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вайолет откинулась в кресле и закрыла глаза. Ах, была бы с ней сейчас Эди, ее старый и самый близкий друг, ей бы она все рассказала, они бы долго все обсуждали, а это такое утешение. Но нет, Эди сейчас у себя дома, прикована к этому чудовищу Лотти, Ви даже позвонить ей не может, потому что Лотти жадно ловит каждое слово, наматывает все на ус и делает свои собственные кошмарные выводы.
Пандора… Ей сейчас тридцать девять лет, а Вайолет видела ее в последний раз, когда ей было восемнадцать, и Пандора осталась в ее памяти обворожительной девушкой-ребенком. Так вспоминаешь умерших. Ведь те, кто умер, не стареют, они живут в памяти такими, как были когда-то. Арчи и Эдмунд — зрелые мужчины средних лет, но Пандоры время не коснулось.
Что за глупости, все стареют, время несет нас с одинаковой скоростью, как эскалаторы в аэропортах везут пассажиров. Пандоре тридцать девять, и, если верить тому, что о ней говорят, жизнь, которую она прожила, никак не назовешь спокойной и безмятежной. А бури и волнения наверняка оставили свои следы, провели морщины на лице, истончили кожу, приглушили сияние ее изумительных волос.
Нет, представить Пандору погасшей невозможно. Вайолет вздохнула, открыла глаза и взяла стакан с виски. Что это, в самом деле, она совсем раскисла, надо взять себя в руки. Какой бы путаницей ни грозил приезд Пандоры, ее это не касается. И никаких решений она принимать не будет, все давно решено. Она будет жить, как жила всегда: наблюдать со стороны, ни во что не вмешиваться и молчать.
Приехав из Эдинбурга домой в семь вечера, Эдмунд Эрд открыл парадную дверь, и тут зазвонил телефон. Он остановился в холле, подождал, но никто не снял трубку, и тогда он, положив кейс на стол, прошел в библиотеку, сел за стол и наконец-то ответил звонившему:
— Эдмунд Эрд слушает.
— Привет, Эдмунд, это Арчи.
— Привет, Арчи!
— Меня просила позвонить Изабел. Она приглашает вас с Вирджинией и с Генри к нам на обед в воскресенье. Ви мы тоже пригласили. Как, придете?
— Поблагодари Изабел. Я думаю, придем… подожди минутку… — он вынул из кармана свой ежедневник, прислонил к пресс-папье и перелистал страницы. — Что касается меня, то никаких проблем, но я только что приехал и еще не видел Вирджинию. Если хочешь, я сейчас пойду разыщу ее…
— Нет-нет, не стоит. Просто позвони нам, если у вас намечено что-то другое, а если не позвонишь, значит, все в порядке, и мы ждем вас всех без четверти час.
— С удовольствием придем. Но скажи… — Эдмунд слегка замялся, — вы приглашаете нас просто так, повидаться, или есть особый повод, о котором мы не знаем?
— Нет, — сказал Арчи, — то есть да, есть особый повод. Завтра приезжает Люсилла…
— О, это замечательно.
— С ней будет ее приятель из Австралии.
— Тот самый овцевод?
— Да. И еще с ней приезжает Пандора.
Эдмунд медленно закрыл ежедневник. Он был в темно-синем кожаном переплете с золотыми инициалами «Э. Э.» в углу. Рождественский подарок Вирджинии, Эдмунд вынул его из своего чулка под елкой.
— Пандора?
— Да. Люсилла и овцевод гостили у нее на Майорке. А теперь они вернулись все вместе, ехали по Испании и Франции на машине. И сегодня утром приплыли в Англию.
Арчи умолк, как бы ожидая от Эдмунда реплики или вопроса, но Эдмунд молчал, и Арчи заговорил снова:
— Я переслал ей приглашение Верены Стейнтон. Наверное, она решила, что будет славно приехать домой и попасть на праздник.
— Вполне подходящий повод.
— Конечно, — Арчи опять помолчал. — Так, стало быть, до воскресенья?
— Да, конечно.
— В том случае, если вы нам не позвоните.
— Мы очень хотим прийти. Спасибо за приглашение.
Эдмунд положил трубку. В доме стояла мертвая тишина. Ему вдруг представилось, что Вирджиния и Генри где-то далеко, он остался совсем один. Ощущение одиночества нарастало, давило. Он вдруг понял, что жадно вслушивается, надеясь уловить какие-нибудь звуки, которые бы успокоили его, — громкий голос, звяканье посуды, собачий лай. Но ничего. И вдруг в открытое окно влетел протяжный курлыкающий крик кроншнепа, летящего низко над полями, которые начинались за парком. Облако закрыло солнце, поднялся холодный ветер. Эдмунд положил ежедневник в карман, пригладил рукой волосы, поправил галстук. Надо бы выпить глоток виски. Он поднялся со стула, вышел из библиотеки и отправился искать жену и сына.
Суббота, 10 сентября
— В жизни не ездила домой с таким шиком, — сказала Люсилла.
— А как ты ездила? — спросил Джефф. Он сидел за рулем и вел машину с самого утра, когда они отправились в свой долгий путь на север.
— Когда училась в Эдинбурге, то на поезде или в проржавленной дребезжащей развалюхе. Однажды летела из Лондона самолетом, но тогда папа еще служил в армии, и за мой билет заплатило Министерство обороны.
Была половина четвертого, им оставалось всего двадцать миль. Они ехали хорошо. Свернули с автострады, обогнули Релкирк по объездной дороге, которая скоро приведет их в Страткрой, к дому. Рядом с ними бежала река, впереди вставали горы. Воздух был чист, небо бездонное, свежий ветер, врывающийся в открытые окна, благоухал и кружил голову, как молодое вино.
До чего же им повезло с погодой! Люсилла едва верила такому подарку судьбы. Утром в Лондоне шел дождь; когда они проезжали Центральные графства, был просто потоп; но недалеко от границы с Шотландией тучи прямо на глазах стали светлеть, редеть, ветер погнал их к востоку, и Шотландия встретила их радостным чистым голубым небом и зелено-золотой листвой деревьев. Люсилла подумала, что ее родной край проявил редкую галантность, встретив их столь гостеприимно, и обрадовалась, будто это она сама устроила чудесную перемену декораций, однако не стала вслух восхищаться, какая им выпала удача и какой сказочно красивый пейзаж раскинулся вокруг. Она достаточно хорошо изучила Джеффа и знала, что он не любит бурного проявления чувств, это его смущает.
Выехали они сегодня в десять утра, но сначала выписались из отеля, потом наблюдали, как важные носильщики грузят в сверкающий вишневый «мерседес» Пандоры огромное количество больших, средних и маленьких, вишневых же, кожаных чемоданов и чемоданчиков с ее вещами, а также их собственные нищенские рюкзаки. Пандора забыла дать носильщикам на чай, это пришлось сделать Люсилле. Она понимала, что Пандора никогда не вернет ей деньги, но ночь среди такой неслыханной роскоши, да еще ужин и завтрак, — нет, чаевые — это самое меньшее, что она могла сделать в знак благодарности.
Сначала Пандора сидела впереди, закутавшись в норковое манто, потому что после палящей августовской жары на Майорке чувствовала себя неуютно. Она никак не ожидала, что в Англии дождь и так холодно. Пока Джефф выбирался из запруженных лондонских улиц, она без умолку болтала о разных разностях, но когда они выехали на автостраду и мимо понесся со скоростью восьмидесяти миль в час серый однообразный пейзаж, она, глядя на него в окно, умолкла. Дворники работали на предельной скорости, громадные многоосные грузовики обдавали «мерседес» фонтанами грязи из-под колес и заливали стекло. Даже Люсилла вынуждена была признать, что все это малоприятно.
