обуви на пол, — крикнул Томми, заметив, что подросток шагает через полированный паркет.

Клэй скорчил гримасу.

— Ты хуже Люсии. Это что, гостиная?

Четверо мальчиков подошли к подножию аппарата. Увидев Марио, прикладывающего лед к лицу, они засыпали его встревоженными вопросами.

— Издержки профессии, — отмахнулся Марио. — Вы привыкнете. Фил и Клэй, полезайте наверх.

Томми направился к ловиторке, чтобы снизу подавать указания Филу. Анжело, стоя в углу, весь урок курил сигарету и наблюдал. Томми гадал, что тот пытается увидеть. Или просто дает им знать, что собирается за ними приглядывать?

Позже, когда мальчики поменялись, Томми тихонько спросил у Марио:

— Он что, надеется застукать, как мы их лапаем, или что?

Марио начал смеяться, но смеха не получилось.

— Как по мне, пусть смотрит, пока не окосеет. Черт возьми, он сам научил меня не смешивать личную жизнь и работу.

Снова встав под ловиторку, Томми задался вопросом, действительно ли Анжело ожидает от них такого после всех этих лет дружбы. Он сам говорил, что, кроме как натравить на них полицию, Анжело мало что может сделать. А теперь Анжело, похоже, демонстрировал, как легко может испортить им жизнь, если захочет. Если это начнет действовать Марио на нервы…

«Проклятье, — в Томми поднялись одновременно гнев и отчаяние. — Только Мэтт начал возвращаться в форму, как Анжело взялся все портить!» Он понял, что определенно не против свернуть Анжело шею.

Накануне вылета в Даллас позвонил Барт Ридер. Марио ушел к зубному ставить постоянную пломбу, и трубку взял Томми.

— Привет, Барт, что случилось?

— На этой неделе начинаются съемки фильма про Парриша… по мне, лучше бы они немного повременили… и я буду занят. Когда они всерьез берутся за работу, это означает, что в кроватку рано и одному, а в пять утра шагом марш в студию пудрить носик.

Он говорил тем жеманным тоном, который, как знал теперь Томми, был личной шуткой, пародией на нечто, чем Барт не был и никогда не будет.

— Я просто не хочу, чтобы ты решил, будто я разлюбил тебя, дорогуша.

Томми хихикнул, но отвечать в тон не стал. У Барта была вся необходимая приватность, а вот телефон Сантелли стоял в холле.

— Не беспокойся, приятель. Но у нас здесь образовались кое-какие проблемы. Семейного плана.

— Вот черт, — сказал Барт. — В чем дело?

— Не хотелось бы говорить об этом по телефону.

— Кто-то слушает?

— Нет, но могут войти в любую минуту.

Голос Барта зазвучал сочувственно.

— Хочешь приехать и поговорить?

— Вряд ли получится. Завтра днем мы летим в Даллас с Джонни и Стеллой, там будет шоу.

— Значит, проблема не в них?

— Нет, — обсудить все с Бартом, зная, что он поймет, было большим искушением. — Не в них. В общем… Анжело кое-что увидел. Или решил, что увидел. Я мог бы его разубедить, но мне до жути надоело лгать. Так что я сказал ему думать, что хочет… и в итоге вроде как признался.

Барт присвистнул.

— Так вот откуда у Мэтта синяк.

— Боже, нет. Это он об перекладину.

Томми впервые понял, что все могло обернуться гораздо хуже. В армии ему приходилось сталкиваться с парочкой типов, которые свято верили, что само существование гомосексуалов бросает вызов их мужественности. Анжело сказал, что парень, попытавшийся к нему подкатить, получил взбучку. Этого Томми тоже не мог понять. Неужели человек размера Анжело боялся физического принуждения? По крайней мере Анжело в своей демонстрации неприязни не стал их избивать.

— Он объяснял про перекладину, — сказал Барт, — но я, признаться, не поверил. Подумал, что у вас снова какие-то разборки.

— Нет, у нас больше такого не бывает. Слушай, Барт, лучше я расскажу тебе все, когда не буду бояться, что сюда кто-то войдет и подслушает, ладно?

— Конечно, — тон Барта снова сделался деловым. — Вообще-то я звонил, чтобы спросить, не поужинаете ли вы с Мэттом со мной сегодня. Уолли Мейсон, режиссер, хочет, чтобы вы подписали в офисе контракт насчет дублирования. Собирается взглянуть на вас, посмотреть, как сделать из вас братьев Парриш. Он, наверное, днем позвонит. Сможете придти?

— Конечно. Мэтт скоро вернется от дантиста.

— Завтра начинаем съемки в студии, а через неделю едем на зимнюю квартиру

Старра. Хотят снять как можно больше циркового антуража, прежде чем цирк откроется в Мэдисон-сквер-гарден. И полеты они тоже захотят снять. Так что вам надо подписать контракты, присоединиться к профсоюзу и «Эквити» и все такое… вы же члены профсоюза?

— Я с детства, — ответил Томми. — И зимой Анжело заставил меня присоединиться к профсоюзу каскадеров. Насчет Мэтта не знаю… надо его самого спрашивать.

— Ладно, уладьте все с Мейсоном, он ответит на ваши вопросы, а потом я везу вас обоих на ужин.

Томми по голосу слышал, что Барт ухмыляется.

— Коллективная ответственность, сам понимаешь. И пусть снимают нас сколько угодно… В смысле, пусть фото хоть во все газеты попадут, у нас есть отличной деловой предлог. «ЗВЕЗДА ЦИРКОВОГО ФИЛЬМА УЖИНАЕТ С НАСТОЯЩИМИ ЦИРКОВЫМИ ЗВЕЗДАМИ». Так что смогу со спокойной душей вытащить вас в город прямо под их любопытными носами.

— Хорошо, мы будем.

Уолли Мейсон оказался толстеньким невзрачным человечком с сильным бруклинским акцентом. Трудно было поверить, что перед ними режиссер международной известности. Барт Ридер тоже был здесь, и Джим Фортунати, которого взяли техническим консультантом для сцен полета.

— Контракт для Летающих Сантелли, — сказал им Джим. — Сколько людей в труппе, Мэтт?

— Сейчас трое. Томми, я и Стелла.

— Хорошо. Парриш тоже так работал — он сам, его брат и Эйлин Лидс. Когда Эйлин погибла, он выступал с Реджи и Клео. Клео может дублировать и Эйлин, и Клео — у