Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3. Полибий во второй книге своей «Истории» пишет: «Каким мучениям они должны подвергнуться, чтобы понести надлежащее наказание? Пожалуй, кто-нибудь скажет, что тех, кто побежден оружием, следует продать с детьми и женами. Однако по закону войны это должно постигнуть даже тех, кто не совершит ничего нечестивого»[1328]. Бывает так, как сказано у Филона: «Многие утратили прирожденную свободу в силу различного рода случайных обстоятельств» («О свободе каждого добродетельного»).
4. Дион Прусийский («Речи», XV), перечисляя некоторые способы приобретения собственности, говорит: «Когда кто-нибудь возьмет другого в плен на войне, то он и владеет им таким путем как рабом». Оппиан во второй книге «О рыбной ловле» взятие в плен мальчиков на войне называет уводом «по закону войны».
II. Также их потомство
Рабами становятся не только сами взятые в плен на войне, но и их потомки навеки, то есть, конечно, те, кто родится от матери-рабыни после обращения ее в рабство. Это и есть, по словам Марциана, обращение по праву народов в рабство тех, кто родится от наших служанок (L. Et servorum § I. D. de statu hominum) «Материнское чрево обречено на рабство», – сказал Тацит, упоминая о жене германского вождя («Летопись», кн. I).
III. С пленными можно поступать по усмотрению безнаказанно
1. Последствия подобного права бесчисленны, так что по отношению к рабу господин не связан никаким воспрещением, как сказал Сенека-отец («Спорные вопросы», I, 5). Нет такого испытания, которому господин не мог бы подвергнуть раба безнаказанно, нет такого действия, которого он не мог бы любым способом повелеть ему выполнить или к которому он не мог бы его принудить; даже жестокость господ по отношению к лицам рабского состояния остается безнаказанной, если внутригосударственный закон не положит какой-либо меры жестокости господ или не назначит за нее наказания. «У всех народов одинаково, – говорит Гай, – мы можем заметить, что господам предоставлена власть над жизнью и смертью рабов» (L. I. D. de his qui sui sunt luris Instit. de his qui sui vel all. iuris sunt). Далее он добавляет, что границы этой власти положены римским законом в пределах римской территории. Сюда же относится следующее место из комментария Доната на Теренция («Андрианка», акт I, сцена I): «Что незаконно господину делать в отношении раба?»
2. И все имущество, захваченное на войне, приобретается господином вместе с рабом. Сам раб, состоящий во власти другого, по словам Юстиниана, не может иметь ничего своего (Inst. per quas ред. cuique acq. § item vobis).
IV. Достояние пленных, даже невещественное, принадлежит их собственнику
Оттого следует отвергнуть или во всяком случае ограничить мнение тех, кто утверждает, что достояние нетелесное не приобретается в силу права войны[1329]. Ибо на самом деле приобретение его производится не непосредственно и само по себе, но через посредство лица, которому оно принадлежало. Тем не менее здесь подлежат изъятию права, вытекающие из особых свойств той или иной личности и вследствие того неотчуждаемые, как, например, права отцовства. Если эти права действительно могут оставаться в неприкосновенности, то они сохраняются за личностью, если же нет, то они погашаются.
V. Причина такого установления
1. Все же это введено правом народов, о котором идет речь, не по иной какой причине, как для того, чтобы лица, захватившие врагов и соблазненные столькими преимуществами, добровольно воздерживались от крайних проявлений жестокости, приводящей их, как сказано выше, к расправе с пленными немедленно или же спустя некоторое время. «Название рабов [servi], – по словам Помпония, – проистекло от того[1330], что полководцы имели обыкновение пленных продавать, а тем самым сохранять им жизнь [servare] и не убивать» (L. Pupillus, D. de V. S). Я сказал: «чтобы… добровольно воздерживались»; такое побуждение к воздержанию ведь не есть в действительности подобие договора, если обратиться к тому же праву народов, но – способ убеждения путем указания на большие выгоды.
2. По той же причине право это переходит от одного лица к другому, точно так же как и собственность на вещи. На детей же пленных пришлось распространить собственность потому, что иначе, если бы захватившие пленников пользовались своим неограниченным правом, дети так и не появились бы на свет. Отсюда следует, что дети, родившиеся до пленения их родителей, не становятся рабами, если только сами не попадут в плен.
В связи с этим народам угодно было установить, чтобы дети следовали состоянию матери, потому что сожительства рабов не были стеснены ни законом, ни надежной охраной, так что никакая достаточная презумпция не могла указывать на отца. В этом смысле нужно понимать изречение Ульпиана: «Закон природы таков, что тот, кто рождается вне законного брака, следует состоянию матери» (L. lex naturae. D. de statu hominum). Имеется в виду закон, вошедший во всеобщее обыкновение, вытекающий из некоторого естественного разума; как мы показали в другом месте настоящего сочинения, иногда злоупотребляют термином «естественное право» (кн. II, гл. XIII, пар. XXVI).
3. Не напрасно, однако же, подобные права установлены народами, что показывает пример гражданских войн, во время которых, как мы видим, пленных по большей части убивают, не имея возможности обращать их в рабство. На это среди прочего указал Плутарх в жизнеописании Отона, а также Тацит во второй книге «Истории»[1331].
4. Вопрос о том, кому должны принадлежать пленные, должен решаться соответственно сказанному нами о военной добыче; ибо право народов в настоящем случае приравняло людей к вещам. Юрист Гай в книге II «О повседневных сделках» говорит: «Как и добыча, захваченная у врагов, по праву народов тотчас же становится собственностью захвативших так даже и свободные люди обращаются в рабство» (L. naturale et L. adeo. D. de acq. rer. dom).
VI. Дозволено ли пленным спасаться бегством?
1. Однако, как полагают некоторые богословы, взятые в плен в несправедливой войне или же родившиеся от пленных вправе бежать только к своим (Лессий, кн. I, гл. V. спорн. вопр. 5); я не сомневаюсь, что тут они не ошибаются. Но нужно учитывать следующее: если такие лица убегут к своим до окончания войны, то получат свободу по праву постлиминия[1332]; если же они убегут к чужим или даже к своим по заключении мира, то должны быть возвращены по требованию прежнего господина. Отсюда вовсе не вытекает еще, чтобы плененное лицо было связано долгом совести; существует множество прав, подлежащих исключительно внешнему суду, каковы права войны, ныне излагаемые нами.
Не имеет силы и возражение некоторых, будто из природы собственности вытекает подобного рода долг совести. Ибо я на это отвечу,