том, каков современный смысл выражения “иметь и не иметь”, а другими словами, чем мог бы стать жизненный ориентир “естественного человека” в ситуации чеканки фальшивых ценностей, ситуации предельно жестокой и в своей жестокости противоестественной, Хемингуэй создал развернутую мифологию романтическо-модернистского индивидуализма» [История литературы США: т. VI, кн.1, 312].

В этих словах, по содержанию и слогу, суть шестого тома «Истории литературы США», созданной российскими американистами того поколения, что пережило крушение мечты коллективистского общества.

Литература.

История американской литературы. Том первый. Ред. А. А. Аникст, А. А. Елистратова, В.М. Жирмунский, А. И. Старцев, В. Ф. Шишмарев. М.-Л.: Изд. АН СССР, 1947. 341 с.

История литературы США. Гл. ред. Я. Н. Засурский, Зам. гл. ред. М. М. Коренева. Том VI, кн. 1–2. Литература между двумя мировыми войнами. Отв. ред. Е. А. Стеценко. Москва: иМлИ РАН, 2013. 851с. и 966 с.

Палиевский П. В. Литература и теория. М.: Советская Россия, 1979, 285 с.

Самарин P. М. Т. С. Элиот // Иностранная литература. 1970. № 12. C. 221–293.

Самарин Р. М. Зарубежная литература. М.: Высшая школа, 1978. 463с.

Aldington, Richard. Death of a Hero. New York: Covici Friede, 1929. 398pp.

Greene, Graham. They wanted to use another name. A review of “Animal Farm” by George Orwell // Book Review. Evening Standard. August 10, 1945. P. 20.

Hoffman, Daniel, Ed. Harvard Guide to Contemporary American Writing. Cambridge, Mass: Harvard University Press, 1979. 618 pp.

Leavis F. R. New Bearings in English Poetry. Harmondsworth: Penguin Books, 1963. 261 pp.

Untermeyer, Louis. Modern American Poetry. A Critical Anthology. New York: Harcourt, 1942. 712pp.

2015/2016

Лев Толстой как зачинатель русской революции

О книге Д. Котсовского «Достоевский, Толстой и революция» (1955)

(Стэндовое сообщение на международных, приуроченных к Столетию Октябрьской революции Толстовских чтениях 2017 года в ИМЛИ по теме «Толстой и революция», которые я не смог посетить, чтобы участвовать в дискуссии необычайно острой, согласно дошедшим до меня сведениям.)

Прямо на обложке книги «Достоевский, Толстой и революция» указано: автор книги – доктор медицины. Сведения о нем скудны, известно – сын Анатолия Дмитриевича Коцовского, врача-психиатра, видного кишиневского медицинского деятеля 1880-х годов, о нем в Кишиневе вспоминают до сих пор, в отличие от сына, о котором упоминаний нет. Судя по спискам публикаций Коцовского-младшего на Интернете, он занимался ма– кробиотикой, изучал возможности продления жизни. В 1923 г. в Кишеневе вышла брошюра «Генезис старости. Сравнительное био-химическое исследование», автор – д-р Д. А. Котсовский. В дальнейшем его сочинения о долголетии и бессмертии издавались и переиздавались на французском, английском и немецком языках под именем Диму А. Котсовского. На книге о Достоевском и Толстом фамилия автора так и обозначена.

Отчаянно смелый экспериментатор – характерная фигура 1920-х годов. Не только доктор Котсовский (1886–1967?), но и доктор Сергей Воронов (1867-?) ставили своей целью постижение секрета бессмертия, и, заметьте, дата кончины Котсовского стоит под вопросом, а у Воронова и вовсе отсутствует: они, подразумевается, в своих изысканиях будто бы добились успеха. Тогда же наряду с макробиотикой самоутверждались новые отрасли биомедицины: лечение гравиданом (экстракт из мочи беременных женщин) и евгеника – отбор наиболее приспособленных, этим увлекались генетики. Гравидан после катастрофических исходов был запрещен, а на многообещающие проекты перерождения откликнулся Михаил Булгаков, врач по образованию. Сейчас его повесть «Собачье сердце», ставшая в наши дни особенно популярной, воспринимается вне контекста того времени как карикатура на пришедшего хама, но это прежде всего изобличение ученого безрассудства, вознамерившегося выводить образцовых людей (тематика статей основоположника отечественной экспериментальной биологии Николая Кольцова). Дерзания биомедиков-новаторов могли быть лишь отчасти научными из-за отсутствия соответствующей технологии. И это преждевременное, должным образом научно-технически неоснащенное вторжение в наследственность и в естественное течение жизни, по нынешним понятиям, должно быть сочтено варварской вивисекцией и преступлением против человечества[311].

Добился ли доктор Котсовский серьезных биомедицинских результатов, сказать нельзя, но судя по публикациям, появлявшимся за границей до 1960 г., он не приостановил свои занятия макробиотикой. Однако, при том, что его труды значатся, согласно саморекламе, в «восьмидесяти библиотеках мира», они не числятся в каталогах ни Британской Библиотеки, ни Библиотеки Конгресса.

На склоне лет доктор медицины обратился к литературной тематике. В предисловии к сочинению о Достоевском и Толстом, он сообщил, что его книжка (78 стр.) является главой из подготовляемой им к печати «большой работы НАРОД и ХАРАКТЕР». Но книжка осталась его единственным, появившиймся на свет критическим опытом. Доктор медицины на литературный профессионализм не претендовал, но был начитан и владел пером, его небольшое по объему и формату сочинение содержательно насыщено. Книжка была выпущена в Нью-Йорке «Славянским издательством», не переиздавалась, стала библиографической редкостью и остается единственной монографией о двух великих русских писателях и Великой Октябрьской Социалистической революции.

У нас книга Котсовского упомянута исследовательницей, поместившей на Интернет под именем Helen Verber свою работу «Достоевский и нигилизм». В печати ссылка на книгу Котсовского сделана Е. Р. Пономаревым в работе «Лев Толстой в литературном сознании русской эмиграции 19201930-х годов» («Русская литература», 2000, № 3. с. 202–211, на Интернете с 2008 г.)

По справедливому мнению Пономарева, позиция, изложенная Котсовским в середине 50-х годов, это рецидив давней критики Толстого и Достоевского за их «вклад в подготовку русского бунта». Действительно, ещё в начале 1900-х годов по российским редакциям распространялось открытое анонимное письмо Толстому с требованием одуматься и прекратить пропаганду своих антагонистических воззрений, подливающих масла в разгорающийся революционный пожар. Критика Толстого, обзор которой дает Пономарев, обострилась в послеоктябрьские годы. Пономарев рассматривает колебания в отношении к Толстому зарубежной России, представленной старшим поколением эмигрантов (Бунин, Зинаида Гиппиус, Маклаков, Струве, Шестов и др.).

Конечно, книге Котсовского тематически близка статья Бердяева «Духи русской революции», что отмечено Helen Verber, но эта статья не могла попасть в поле зрения Котсовского. Верстка сборника «Из глубины», для которого Бердяев написал статью, в 1918 г. оказалась остановлена советской цензурой, а самовольно выпущенный в 1921 г. тираж конфискован[312].

Пономарев прослеживает: «вторая волна»[313] эмиграции хваталась за Толстого как за якорь духовного спасения (Бунин) и в нем же видела виновника постигшей их катастрофы (Ильин). Критика постепенно утихала по мере усиления ностальгии – тоски по родине. С возрастом и в силу обстоятельств, прежде всего укрепления России советской, стареющее поколение зарубежных русских оказалось охвачено чувством безвозвратной утраты своей страны. Пономарев приводит запись начала 30-х годов из дневника

В. Н. Муромцевой-Буниной: «В Россию нам не вернуться». Возвращением духовным стало сочувственное обращение к русской классике, прежде всего,