Однако через месяц Кеннет снова был на гастролях с Рудольфом. Рудольф позвонил Мари-Кристин Муи, которая ушла из Парижской оперы и поступила в труппу «Бостонский балет», и сказал: «Я скоро приеду в Бостон с Кеннетом Гривом. Ты сможешь стать его партнершей в «Дон Кихоте»?» Ему всегда нравилась ее Китри; он приглашал ее исполнять эту роль в ряде гастролей «Нуреева и друзей», а теперь он понял, что при ее росте в 5 футов 7 дюймов (около 170 сантиметров) она будет идеальной партнершей для Кеннета. Помня его студентом в классе Стэнли Уильямса и думая в то время, что он талантлив, но еще не готов, Мари-Кристин не без тревоги согласилась помочь. Но на первой репетиции она едва узнала Кеннета. «Меня поразило то, что сделал Рудольф; должно быть, он проделал невероятную работу! Уровень его техники был настолько высок, что я невольно гадала, из-за чего Парижская опера подняла такой шум». Зато личные отношения учителя и ученика еще больше ухудшились. Они подрались в номере отеля; кто-то из них толкнул другого и разбил телевизор. Во втором инциденте принимала непосредственное участие Мари-Кристин.

«Мы репетировали поддержку за кулисами; поддержка сорвалась. И пока мы стояли, обнимая друг друга и смеясь, я вдруг увидела, как к нам очень быстро подходит Рудольф. Он с силой дал Кеннету пощечину, сказав: «Как ты смеешь!» Я понятия не имела, что происходит. «Нет, нет, – сказала я Рудольфу. – Он молодец. Он очень хороший партнер». Но Кеннет очень расстроился и позже объяснил мне, в чем дело. Он сказал: «Я уважаю Рудольфа, я всем ему обязан. Но он хочет большего, а я не могу ему этого дать».

Потом Рудольф позвонил Луиджи. «Почему бы тебе не приехать в Бостон? – предложил он. – Ты мне нужен». Узнав, что он нужен в роли посредника, Луиджи вызвался повести Кеннета в ресторан и замолвить слово за Рудольфа. «Ты ведь знаешь, что Рудольф в тебя влюблен. Ему нужно кому-то посвятить свою жизнь, и он хочет тебе помочь». Кеннет снова объяснил, что он не может дать Рудольфу «другого», ожидая, что гетеросексуальный Луиджи его поймет. И позже, когда они вместе были во Флоренции, он умолял Луиджи не говорить Рудольфу, что с ним приехала его новая подружка, тоже танцовщица. «Но между Рудольфом и мной было очень большое чувство. Он был моим братом. Поэтому я сказал Кеннету, что ему нужно перестать играть». Но это была не игра. Вскоре та танцовщица станет женой Кеннета и матерью его первенца.

Когда Нижинский совершил непростительный грех и женился, Дягилев отомстил, уволив его. Рудольф, наоборот, продолжал искать новые возможности для своего протеже. «Он страстно стремился к тому, чтобы мальчик был счастлив», – говорит Роберт Денверс, тогда директор труппы во Фландрии.

«Тогда я единственный раз видел, что Рудольф ради кого-то готов все перевернуть. Он позвонил мне и сказал: «Пожалуйста, прими Кеннета, он красивый – он такой, он сякой». Он действовал очень напористо и звонил мне без конца. Так что, учитывая способности Кеннета и его красоту, я принял его в труппу, но выяснил, что он начисто лишен честолюбия. Мы поставили на него «Камелот», и в день премьеры перед самым спектаклем он ходил за покупками и вернулся с камерой. Он был туристом, который несерьезно относился к своей карьере».

Но вера Рудольфа в Кеннета оказалась вполне обоснованной. Сделав себе имя как международный приглашенный артист – он добился большой известности в паре с великолепной амазонкой «Королевского балета» Зинаидой Яновской, – сегодня, в тридцать девять лет, Кеннет утвердился как хореограф и наставник. Его, как и Рудольфа, Ричард Аведон фотографировал, когда он танцевал голым. Фотографа поразила его физическая красота. Он называл его «богом, нордическим богом». Но если он и не достиг положения суперзвезды, на что рассчитывал его наставник, все потому, как уверяет Кеннет, что он предпочел «более нормальную жизнь» (женившись во второй раз, сейчас он отец троих детей). Рудольф всегда говорил, что может различить в танцовщике ауру любви к семейной жизни. «Это видно на сцене. Смотришь и видишь, что у него или у нее есть семья, дети, домик в деревне, куда он ездит каждую пятницу. Балет не может быть такой же работой, как работа в конторе. Он означает все». И Кеннет признает, что, если бы Рудольф не заставил его, у него бы не было дополнительного измерения, способности отдавать себя до такой степени, когда все остальное перестает существовать. «Рудольф дал мне возможность, выбор, но я хотел и семью. И в конце концов мне кажется, что я взял лучшее из обоих областей».

Осенью 1989 г., когда турне «Король и я» переместилось на запад, так как на Бродвее не было заключено контрактов, Рудольф возместил разочарование тем, что шел в ногу с кассовыми сборами. «Почти каждый день он проверял, как у них идут дела, чтобы его, не дай бог, не обманули с процентами». Друзья послушно проезжали большие расстояния, чтобы посмотреть шоу. Лео Ахонен, который в Вагановском училище жил в одной комнате с Рудольфом, приехал вместе со своей женой-танцовщицей, Сойли Арвола, из Техаса в Тампу. Благодарный за слова похвалы («Он так хорошо умирал»), Рудольф попросил Лео передать Марго, что ему очень понравилось, так как кто-то прислал ей негативные отзывы. Проведя Хеллоуин с Уайетами во время выступлений в Уилмингтоне, Рудольф, казалось, пребывал в хорошем настроении, хотя Филлис сделала ему выговор, заметив, что он делает балетные упражнения вместо того, чтобы петь гаммы. «Они устроили большую шумиху вокруг его пения». Лиз Робертсон, игравшая вместе с Рудольфом, как могла старалась ему помочь – «Она вела себя с ним замечательно», – но безуспешно. Уайетам было «больно смотреть» на игру Рудольфа, как и Мод и Уоллесу, которые тоже посмотрели шоу в Уилмингтоне. «Он не спросил нас, что мы думаем, а мы не сказали».

Почти ежедневно Рудольф звонил Марио Буа, чтобы выяснить, как идут переговоры в Опере, «надеясь, что он настоит на своем». Мод изо всех сил убеждала его бросить шоу и вернуться в Париж. Она совершенно справедливо заметила, что Пьер Берже надолго там не задержится. Так как «Опера Бастилия» теряла миллионы долларов в год, было очевидно, что, как только правые вернутся к власти, выберут нового президента. Берже считали «некомпетентным на административном и еще менее компетентном на художественном уровне», и в число музыкальных титанов, которые отказали Опере в поддержке, входили не только Пьер Буле, но и Герберт фон Караян, Зубин Мета и Георг Шолти. «Рудольф, – сказала Мод, – по-моему, тебе нужно вернуться». Но он ответил: «Художественный директор может быть только один. Если я не буду полностью распоряжаться, я не соглашусь. Хочешь, чтобы я поехал, если я буду несчастлив?» Конечно, мне пришлось ответить «нет».

Также обнаружив, что его авторитет подорван, Барышников в сентябре прервал контракт с «Американским театром балета». Джейн Херманн назначили временно исполняющей обязанности директора; она заменила помощника Миши Чарльза Франса, который болел и на год взял отпуск. Естественно, Рудольф ожидал, что его пригласят на этот пост. «Мое имя предлагалось повсюду… оно было у всех на устах». Когда он понял, что в конце концов его кандидатура на этот пост не рассматривается, он начал организовывать себе поддержку довольно извилистым образом. Так, он просил Джона Тараса посоветовать правлению назначить на этот пост Марго. «Он всегда думал, что ему хочется руководить балетной труппой вместе с ней, – говорит Мод. – Потому что она была дипломатом, а он нет». Но, как Рудольф прекрасно понимал, Марго была не в той форме, чтобы руководить балетной труппой. После того как у нее диагностировали последнюю стадию рака, она получала лечение в Хьюстоне и с августа перенесла две большие операции.