Герард нахмурился, отчего на его лбу вздулись подкожные опухоли, туго натянув кожу на бугристом лице.

– Не мне ведать расходами, ваше сиятельство. Я спасаю человеческие души, а не золото и серебро. Именно этим я и собираюсь заняться в лангобардских землях.

Теодорик бросил на него неприязненный взгляд.

– Ну конечно. Истый солдат Господа! Не сомневался в вашем боевом духе, брат Герард. Вот только позвольте заметить, – он выпростал из кармана мятый и залитый свечным воском листок бумаги, исписанный мелким неряшливым почерком, – битва еще не началась, а я уже терплю ужасный убыток. Собственный наш обоз невелик, а маркитанты дерут с нас три шкуры! Мне приходится закупать провиант для пехоты и своих рыцарей по немыслимым ценам. Двенадцать двойных денье в день – только лишь за сушеную рыбу и хлеб!

Гримберт подавил рвущийся наружу смешок. Сушеная рыба и хлеб? Паршивый паек для солдата, но для воинства Теодорика даже это, наверно, считалось роскошным столом. Кабы человеческий желудок умел бы переваривать камни, граф Даммартен, несомненно, приказал бы срыть по пути тысячелетние Альбы, чтобы набить камнями все мешки и телеги…

– Рыба… хлеб… – Теодорик Второй тыкал толстым лоснящимся пальцем в чернильные завитки на своей бумажке, разбирая их удивительно ловко и быстро даже без очков. – Вот поглядите, одно это обходится мне в двенадцать двойных денье за день. Топливо для грузовых трициклов и самоходных телег – еще десять гроссов долой. А масло? А вода? А снаряды? Это выходит… одну минуту… Шестьсот тридцать семь денье, а стало быть, два с половиной ливра. Два ливра и еще сто пятьдесят семь… Ну так и есть, два ливра и четыре лиарда!

– Вы не учли еще тринадцать денье, – сухо произнес приор, заглядывая в его записи. – А значит, добавьте еще один гросс к вашему счету.

Граф Даммартен принял эту поправку без всякого воодушевления. Напротив, на миг обмяк, точно этот несчастный гросс, ускользнувший от подсчета, высосал из его тела часть жизненных соков.

– Как мне прикажете кормить своих людей? – брюзгливо поинтересовался он. – Как подвозить провиант и боеприпасы? Святое дело, конечно, пользительно для души, вот только живот им не набьешь и в топливные цистерны не закачаешь!

– Святой Престол не измеряет души серебром, – неохотно ответил приор Герард. – Полагаю, этот вопрос вам следует оставить для императорского сенешаля, он ведает расходами на эту кампанию.

Этот смиренный ответ отчего-то обозлил Теодорика еще больше.

– Ну конечно, – пробормотал он, пряча свой замусоленный листок. – Стройте из себя дальше смиренного рыцаря веры. Будто мы не знаем, что у Святого Престола есть свои планы на Лангобардию. Земля там сочна, булки сами из земли растут, знай, намазывай их маслом да клади в рот, а? Уж этот край не разорен войной, как наши земли. Сколько епископов сможет кормиться с этой земли, хотел бы я знать? И чем нам подвязывать свои впавшие животы, пока они будут с амвона окормлять всех страждущих?

– Больной вопрос для всех нас, – согласился Гримберт, пряча улыбку. – Что вы на это скажете, господин прелат?

Приор Герард покосился на него с таким выражением, что, будь Теодорик немного менее пьян, уже счел бы за лучшее замолчать.

– Не забывайтесь, граф. Каждый из нас находится здесь потому, что исполняет волю своего сюзерена. Только мой сюзерен, смею заметить, сидит повыше вашего. И видит, надо думать, больше.

– Уж не о самом Господе ли вы говорите? – изумился граф Даммартен, гримасничая. – Как думаете, достаточно ли хорошо он рассмотрел Второй Реннский Поход, известный некоторым как Собачья Бойня? И не застила ли ему глаз в тот момент какая-нибудь маленькая тучка?

Кажется, он хватил лишку, глаза лазарита сверкнули, точно осветительные ракеты над полем боя.

– Мы выполняли свой долг! – отчеканил он, сжимая в кулаки пальцы, потемневшие и изогнутые, точно древесные корни.

– И это тоже верно, – поспешил заметить Гримберт. – Мы не можем не признать этого, господа.

Он попытался украдкой отодвинуться подальше от охваченного священной яростью священника. Чего доброго, тот так разволнуется, что его разлагающийся язык не удержится на месте и шлепнется ему на сапог. Экая гадость…

– А заодно вырезали двадцать тысяч душ, обвинив их в ереси маркеллианства! – рявкнул в ответ Теодорик. – Может, эти мертвецы очистились перед Господом, только вот найди сборщика податей, который сможет взять с них то, что причиталось казне!

Багровые веки приора Герарда дрогнули.

– Возможно, вам стоит обратиться за этим к маркграфу Бреттонской марки Авгульфу, который допустил мятеж на своих землях и тем развязал руки еретикам. Вот только едва ли самому Святому Петру удастся собрать голову маркграфа из черепков!

* * *

Приор Герард не выглядел физически сильным, напротив, он походил на разваренную брюкву, чудом не расползшуюся на части, но Гримберт знал, что к этому человеку стоит относиться с осторожностью. Днем раньше он успел бросить взгляд на его рыцарский доспех, когда тот сгружали с грузовой платформы Ордена, сняв защитное транспортировочное полотнище. Эта машина носила имя «Вопящий Ангел» и выглядела достаточно грозно, чтобы Гримберт преисполнился к ней определенным уважением.

Это был доспех тяжелого осадного класса, боевой массой почти ровня «Золотому Туру», созданный для штурма сложной эшелонированной обороны и вооруженный мортирами столь чудовищного калибра, что внутри их ствола мог разместиться самый большой колокол с Туринского собора. Что ж, Святой Престол никогда не экономил на вооружении монашествующих рыцарских Орденов, охотно снабжая их технологиями из своей бездонной сокровищницы.

Гримберт мысленно осклабился. Святой Престол мог позволить себе подобную щедрость. Уж если ты считаешь себя защитником всего христианского мира от еретических технологий, а себя – единственным и полноправным их хранителем, нет ничего удивительного в том, что твоим людям достаются самые вкусные куски…

Гримберта подобные вопросы не заботили. Он знал, что если каким-то образом «Золотому Туру» суждено сойтись в бою с «Вопящим Ангелом», ему хватит трех минут, чтоб превратить доспех приора в груду дымящихся обломков, даже если в оболочку ее реактора вплавлен ноготь самого Святого Петра.

Бесспорно, «Ангел» был превосходной машиной, даже уникальной в своем классе и обладающей воистину чудовищной огневой мощью, но это была всего лишь машина. «Золотой Тур» же был произведением искусства, равного которому не знала империя, уникальным в своей смертоносности и обошедшимся дороже, чем доход всей Туринской марки за пять урожайных лет.

Лучшие мастера со всей Франкской империи кропотливо создавали его в течение многих лет. Математики из Болоньи и Парижа рассчитывали баллистические показатели его орудий и ударные нагрузки. Кузнецы из Золлингена ковали броневые плиты. Миланские и флорентийские мудрецы создавали никогда прежде не виданные внутренние узлы, добиваясь безупречной работы всех механизмов. Один только реактор, заказанный в Мекленбурге и дарующий «Туру» его непревзойденную мощь, обошелся в такую сумму золотом, что несчастного скрягу Теодорика хватил бы апоплексический удар, вздумай Гримберт назвать ее вслух.