— Оденься, — сказал Женька, — простудишься.

— Не простужусь. — Женя беспечно махнула рукой и прижалась горячей щекой к ледяному стеклу. — Мне так хорошо. Мне кажется, я тебя люблю. Жень, может такое быть или нет?

— Не знаю. — Он смотрел на нее и улыбался.

Она хорошо видела его улыбку — ее глаза успели привыкнуть к темноте. Это было непривычно и удивительно: наблюдать за тем, как Женька Карцев улыбается.

— Может, — решила Женя.

Вернулась к матам, легла рядом с ним, устроив голову у него на груди.

— Нас, наверное, ищут.

— Ну и что? — равнодушно произнес Женька. — Пусть ищут.

Женя посмотрела ему в глаза.

— А ты сам ничего не хочешь мне сказать?

— Хочу.

— Тогда давай.

— Мы теперь всегда должны быть вместе, — проговорил Женька очень серьезным тоном. — Всегда.

Женя хихикнула.

— Напрасно смеешься. — Он легонько дернул ее за волосы.

— Да нет, — продолжая смеяться, сказала Женя. — Я нисколько не против. Я согласна.

— Ты очень красивая. — Женька продолжал играть ее волосами, но уже не дергал их, а бережно гладил. — Очень. Я и не думал, что ты можешь обратить на меня внимание.

— Ты тоже не урод, — успокоила его Женя. — Только уж больно всегда мрачный. У тебя часто бывает плохое настроение?

— Настроение? А что это такое?

Она глянула на него с недоумением.

— Ну… я не знаю, как тебе объяснить. Это же все понимают. Настроение — это… состояние души. Или радостное, светлое, или темное.

— Сомневаюсь, что у меня есть душа.

— Не дури. — Женя шутливо щелкнула его по лбу. — Душа есть у каждого. И перестань выпендриваться.

— Я не выпендриваюсь. Ты просто совсем меня не знаешь.

— А ты меня?

— И я тебя.

— Это плохо?

— Не знаю. Нет, наверное. Во всяком случае, мне это не важно.

— А что тебе важно?

— Чтобы ты меня поцеловала.

— Ясно. Так уж и быть. — Женя снова обвила руками его шею.

…Ночь текла, как течет песок в песочных часах — по крупинке, неотступно, неумолимо. Все меньше минут остается, все меньше. Все светлее становится за окном…

— Все, — шепнула Женя иссушенными губами. — Все. Теперь, наверное, можно умереть. Или, на худой конец, поспать хотя бы полчаса.

— Здесь нельзя спать. — Женька осторожно приподнял ее за плечи. — Холодрыга. Получишь воспаление легких. — Он сунул ей ее вещи и посмотрел на часы. — Одевайся. До экскурсии еще два часа. Успеешь выспаться.

— Да… да… — Она не двигалась, пребывая в сладкой, ленивой истоме. Глаза у нее смыкались.

— Жень! — повторил Женька настойчивей. — Очнись. Мы тут не навсегда поселились. И у нас вечером поезд.

— Сейчас. — Она усилием заставила себя встряхнуться и принялась натягивать шмотки. Женька тоже оделся, моментально, как пожарный по тревоге, и теперь стоял рядом, внимательно и пристально глядя на нее.

— Как же я устала, — пожаловалась Женя, вставая с матов. — И ноги гудят от этих долбаных танцев. Повезло тебе, что ты вовремя ушел.

Он усмехнулся.

— Пошли.

Они отвязали веревку и вышли на лестничную площадку. В глаза ударил яркий, дневной свет, который почти не проходил сквозь маленькое чердачное окошко. Женя охнула и пошатнулась.

— Тихо, тихо. Осторожно. — Женька ловко подхватил ее сзади, затем крепко взял под локоть и стал спускать по ступенькам.

Она прижалась щекой к его плечу.

— Может быть, я просто пьяная?

— Пьяная, пьяная. От счастья.

— Прекрати издеваться! А то я над тобой тоже поиздеваюсь!

Они доковыляли до второго этажа.

— Ты в каком номере? — спросил Женька.

— В двести третьем.

— Это налево. Пойдем, я тебя провожу.

Он довел Женю до самой двери.

— Все. Ложись и спи. И помни, что я тебе сказал.

— Это насчет того, чтобы всегда быть вместе?

Женька кивнул.

— Пока. До встречи.

Прежде, чем она успела взяться за ручку двери, он отступил в сторону и исчез, точно испарился.

Женя, крадучись, переступила порог, изо всех сил стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Любу. Однако та вовсе не спала. Она сидела на кровати, натянув одеяло до подбородка, и смотрела на вошедшую подругу уничтожающим взглядом.

— Ну и ну! Скажи, у тебя совесть имеется?

— А в чем, собственно, дело? — Женя с трудом доплелась до своей постели и рухнула на нее, как подкошенная.

— Она еще спрашивает! — Люба возмущенно покачала головой. — Ты где была?

— Какая тебе разница?

— Большая. — Люба скинула одеяло и оказалась под ним полностью одетая: в длинном свитере и домашних лосинах в кокетливый желтый цветочек. — Я чуть с ума не сошла. Вернее, мы все, Настя, Светка, Санек. Думали, тебя маньяк утащил!

Женя почувствовала стыд и виновато улыбнулась.

— Любка, ну какой здесь может быть маньяк?

— Обыкновенный! А что прикажешь думать, если лучшая подруга, ни слова не говоря, пропадает на целую ночь? Хорошо, что нам Влад встретился полчаса назад и сказал, что Карцев тоже куда-то делся. Тут-то мы и смекнули, что к чему.

— Смекнули, и молодцы, — устало проговорила Женя и принялась расстегивать кофточку.

Она совсем не была готова к тому допросу, который учинила ей Люба. Меньше всего ей сейчас хотелось обсуждать с кем бы то ни было произошедшее между ней и Женькой. Но та, похоже, не собиралась униматься.

— Женюр, ты совсем ополоумела? Ты что… спала с ним? С этим…

— Перестань, — резко перебила Женя. — Не смей ничего говорить. Слышишь, я не хочу! — Она сняла джинсы и улеглась, отвернувшись к стенке.

Любка тут же подскочила к ее кровати.

— А как же Санек? Ты о нем подумала?

— Почему я должна о нем думать? Ты же знаешь, между нами ничего не было. Ничего.

— Дура! Он влюблен в тебя по уши!

— Я в этом не виновата. Я ничего ему не обещала.

— А этому… этому обещала?

— У него, между прочим, есть имя.

— Да плевала я на него, — срывающимся голосом крикнула Люба. — Женюра, ты же сама себя опускаешь ниже плинтуса. Над тобой… над вами все смеяться будут.