Если бы Маришка только знала, что ее слова делают с ним, если бы только знала, как ему от них стало плохо. Но ей было не до того, чтобы еще и о его самолюбии переживать.

У нее жутко болела голова, снова пересохло во рту и хотелось только одного, чтобы пришел Илья, лег рядом, обнял своими ручками, и она, наконец, смогла расслабленно выдохнуть.

Константин пытался не пропускать ее слова через себя, но отчего-то не вышло. У него сегодня весь день так. Все, кому не лень, бьют по нервам, по одной точке, и с каждым разом его начинает дёргать все больше и больше, все больней и больней. И когда он дойдет до ручки, щепки полетят во все стороны.

Не муж.

И правда, он ей не муж, и никогда не хотел им быть. Отцом он тоже как-то становиться не планировал, однако ж, вот так получилось… Неожиданно, но приятно! Может и с женитьбой…, нет, идиотские мысли. Он устал, вот и лезет всякое в голову.

Костя собирался уже уходить, когда Маришка тронула его за руку, привлекая внимание:

– Ты можешь у нас на ночь остаться, куда тебе сейчас за руль или, подожди, пока Вася вернется, он отвезет, – тихо выговорила, облизывая пересохшие губы. И не заметила, как пристально за ее губами в этот момент наблюдал мужчина.

Костя поднялся, его жаром изнутри всего опалило, как увидел розовый влажный язычок и почувствовал яростное желание смять сухие губы своими, облизать, почувствовать, вспомнить ее сладкий вкус.

Для него она была сладкая, он это точно помнил.

Оглянулся на Маришку, кивнул, что услышал, и стремительно вышел из ее спальни. Не дай Бог, еще заметит, как у него пах затвердел камнем. Ни к чему им отношения, и так не простые, усложнять!

Маришка устало откинулась на подушки, прикрыла тяжелые веки. Сегодня из спальни она точно не выйдет, слабость была дикая, пить хотелось, голова так и болела. Но, оно и понятно. Вика-то права, здоровье после родов у нее, мягко сказать, не было идеальным, иногда случались упадки сил, как сегодня, например. Таблетки пила постоянно, жила в ожидании. В шкафу сумка стояла собранная, одна такая же на работе, и одна в багажнике машины. Она ждала новостей постоянно, все двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

В комнату робко постучали, заглянула рыжая макушка сына. Как только мальчик увидел, что мама не спит, бросился бегом к ее кровати, проворно забрался, поднырнул под руку матери и умостился у нее головой на груди, с левой стороны, внимательно вслушиваясь в удары ее сердца.

Марина понимала, что сыну нужна уверенность, что с ней все хорошо, потому и не возражала такой стремительной атаке на ее личное пространство. Ему нужно слышать ее сердце и чувствовать ее крепкие объятия. Они такое уже проходили.

– Со мной все хорошо, малыш, – она поцеловала его в макушку и, сильней притиснула к себе.

– Я испугался, мама, – тихо прошептал, боясь признаться, насколько сильно ему стало страшно, – Так испугался, что ты умрешь. Ты нервничаешь из-за меня, я знаю. Я не хотел, мама, не хотел, честно!

– Малыш, посмотри на меня, посмотри! – когда Илья поднял на нее свои серые, полные слез, глаза, у нее самой глаза тоже стали влажными, – Ты мое золото, самое дорогое, что есть у меня в жизни, и даже, если я заболею, я буду бороться до последнего, потому что ты есть у меня. Хорошо?!

– Хорошо.

Они так крепко обнимали друг друга еще минут пять, а потом уже не заметили, как забылись тревожным сном, и у каждого из них тревоги были одинаковые.

Когда, спустя двадцать минут, в комнату заглянул Костя, то обнаружил мать и сына спящими, крепким сном, и сжимающих друг друга, в не менее крепких объятиях. И желание прилечь на кровать, третьим, стало непреодолимым, Костя не знал, почему ему вдруг так сильно захотелось лечь рядом с ними, и тоже забыться сном, но не стал. Тихо прикрыл за собой дверь, так же тихо спустился по лестнице.

– Уснули.

– Ну и хорошо, ну и славно, пусть спят! – ответил Савелий Петрович, уверенно разливая холодную водку по рюмкам, – А мы по пиисяшке и тоже в люльку.

Они с Артемом взяли свои рюмки, чокнулись.

– За знакомство, что ли?! – Сава влил в себя горькую и не поморщился, красиво выпил.

– Золотулька-то убежала, начальник! От того, ты сейчас нас напоишь, и сам упьешься до зеленых чертей, – Артем хмыкнул, Костя не сразу понял о ком речь, но как сообразил, что Золотцем, тот доктора Вику назвал, успокоился. У него все в голове крутился вопрос, точнее даже не вопрос, а мысль, которая не давала покоя. И даже обрадовался, что Савелий водку разливать начал без всяких предисловий, трухнули все сегодня знатно, так что ему разговор под водку хорошо бы пошел. А тут все мысли и отпали.

Видел, как лицо у Савы перекосилось, после упоминания этого «Золотца», что там и как у них, фиг знает, но главное, что Марина не спит с этим Савой, и с Артемом. Вокруг же одни мужики у нее, а в ее целибат как-то слабо верилось. Красивая же!

Горькая по горлянке горячо побежала, хорошо стало, тепло. Главное не напиться, а то пойдет и сделает то, что ему так сильно хочется.

Мужчины пили, Любаша им картошечки нажарила, бутербродов наделала. Хорошая она баба. Вася только недовольно головой качал, на их компанию глядя.

Не заметили, как приговорили бутылку. Уже были прилично пьяные, разговоры велись личные.

Савелий заливал свою горечь из-за двух женщин сразу. Вика, его Золотце, – тут он даже думать не мог спокойно. Сразу убить всех нах*й хотелось, кто на нее только посмотреть посмел, а потом спрятать ее ото всех, чтобы только его, только ему улыбалась, чтобы его любила! О ней даже думать было больно, и водка тут помочь мало чем могла. А вот Маришка… тут все хуже. Он клялся ей, клялся, что будет молчать, пока не придет время. И он молчит, водку только пьет, и молчит.

Никто не знает, никто.

После родов, когда прямо дома свалилась без сознания, и ему в панике обрывала телефон Неля, Маришке, после тщательного обследования поставили диагноз ХСН,– хроническая сердечная недостаточность. Не приговор, конечно, но радостного мало. Они вдвоем скрывали ото всех, берегли покой близких. Она на таблетках сидит постоянно, и немало денег отвалили, чтобы ей начали