— Кто из посторонних был в монастыре?! — злость Доран не сдерживал, даже не старался.

— Никто, ваше сиятельство! Баронета Таргери покинула нас, исцелившись, с неделю назад. И не возвращалась больше… И она не знала о пленнике… Но неужели вы думаете?.. — настоятель побледнел, у него затряслись губы, Доран безмолвствовал, осматриваясь. — О… Но как? Ваше сиятельство, Освеш жив был, когда она уехала, я сам его проверял тогда… Правда, у нас ключ недавно пропал от входных дверей сюда… Да только у нас все давно здесь живут, красть его незачем, скорее уж сам потерялся…

Герцог Хайдрейк оборвал лепет настоятеля и полет его мысли одним взглядом, острым, как нож. Умерив гнев, Доран осмотрелся. Освеш лежал неестественно, шею сам себе так бы не перерезал. В нескольких шагах от него — острый камешек со следами чего-то темного, у стены, возле выхода — кровь. Подсветив ступени коридора, Доран нашел еще темные пятнышки.

— Освеш ранил убийцу, — прошептал Доран. — Но она ушла отсюда.

— Она?.. — сглотнул настоятель.

Все святые, неужели баронета?! И не за исцеление от хромоты, а за это «чудо» ему заплатили так много?! Только вот убийство — последнее, к чему хотел быть причастен настоятель, а особенно к убийству преступника, за которым глава Тайного сыска приезжает лично. Когда настоятель хотел поведать о фальшивой хромоте гостьи, Доран опередил его:

— Его — похоронить и забыть. О произошедшем — молчать, даже в этих стенах. Прощайте.

Настоятель выдохнул, хоть осадок в душе остался, но приказ внушал надежду, что монастырь случившееся не затронет. О, как настоятель резко возлюбил прежний покой!

Голые каменные стены отражали, множили звуки шагов. Доран шел мрачными коридорами, словно во сне. Что-то царапало, грызло его изнутри, давило, выкручивало руки. Он сам себе напоминал мчащегося жеребца, у которого на полной скорости отломились шоры, и он, напуганный внешним миром, понесся еще быстрее, и, наконец, встал на дыбы.

Ниира.

Киоре.

Могло ли так совпасть?

Конь… Он обернулся к настоятелю, уже несколько минут ждавшему, что скажет гость, застывший посреди двора.

— У вас есть конь? Моего прямо у самого монастыря увели.

Судьба как будто насмехалась: ему привели длинношерстное и коренастое чудо, которое не признавало иного хода, кроме шага. На таком догнать даже раненую Киоре нечего и мечтать — понятно, кто оставил его пешим…

Ниира.

Киоре.

Доран выехал из монастыря. Темноту сменила предрассветная хмарь, открыв дорогу серой грязи — снег стаял.

В Ройшталене бравые ребята из гвардии герцога Миста доложили, что пока не обнаружили никого, а в итоге, растерянные, отправились на новые поиски теперь не только плотного телосложения дев в беде, но и щуплых, раненых, рыжих девиц. Но что у одной, что у другой — зеленые глаза…

— Ваше сиятельство, разбойников у нас тут нет, так что сгинула баронета в каком-нибудь ущелье… Простите, — качал головой капитан гвардии с обвисшими усами.

— Тогда найдите тело! — отрезал он.

Все последующие дни он гонял гвардейцев, ставших воспринимать визит столичного человека как проклятье, а уж пропавших девиц и подавно как самую жуткую зубную боль. Доран гонял их, не давал продыху, да только ни одна не находилась. Ни в одном городе, ни в одной деревне, ни в одном ущелье.

Когда он вернулся домой к Джеммалсону, заперся в библиотеке, раздобыв бутылку какой-то настойки. Он сидел, крутя в руке стакан, смотрел, как переливалась жидкость. Доран вспоминал. Бал-маскарад. Ночные встречи. Его чудесное спасение в доме баронеты, ее хрупкий образ, столь противоречащий тому, что он видел до этого.

Тяжелые отравления ядом, так чудесно совпавшие — в ложь баронеты он не поверил ни на мгновение.

Поездка в далекий северный монастырь, как будто ближе к Тонолю не существовало святых мест, где могло совершиться чудо. Северный монастырь, в котором заточен преступник, столь нужный Киоре.

Убийство Освеша.

Две девушки, неуловимые и пропавшие одновременно…

Доран не хотел верить, но и не хотел надевать обратно шоры, а потому… потому он пил. Пил, чтобы забыть свою надежду на перерождение Лааре. Чтобы забыть, насколько был слеп. Чтобы забыть, насколько приятны были разговоры с воровкой. Пил, чтобы забыть, как ему стала интересна женщина. Забыть, что где-то в глубине души он был согласен с Киоре: и Иари, и Освеш заслужили смерть.

Прихода Джеммалсона Доран не заметил, пока лекарь не потормошил его за плечо и не отнял стакан.

— Вам надо успокоиться, ваше сиятельство, — увещевал он. — Не мучьте ребят, они ведь не виноваты, уже все в округе знают о пропавших. Вам бы в столицу вернуться, я же слышу, как вы говорите с императором по эстеру. Он ждет вас в Тоноле. Не стоит его злить еще больше.

— И как я брошу ее? — спросил он, растирая пальцы.

— Ваше сиятельство, не мне напоминать, что у вас гораздо больше обязательств. Вас ждет Тоноль и Тайный сыск. Ваш заместитель — замечательный человек, но ведь наверняка тяжело в одиночку справляться со всеми заговорами и бумагами.

Доран поднял руку, повелевая лекарю замолчать. «Мои подозрения без доказательств — ничто, а значит, пока Ниира и Киоре — это два человека», — сказал сам себе.

— Император дал мне еще три дня, а потом я пароходом отправлюсь в Тоноль, — ответил Джеммалсону.

Лекарь, опустившись во второе кресло, закинул ногу на ногу.

— Вы слишком многое берете на себя, Доран, — заговорил он более свободно, как позволял себе лишь в редкие минуты, подобные этим, когда все титулы звучали более чем неуместно. — Невозможно спасти всех и вся. Если гвардия не может ее найти, значит, беда случилась. Значит, всё, что вы найдете — это труп.

Следующие два дня Доран не выходил из библиотеки и не командовал гвардейцами, ведь и правда ребята сделали все возможное, не было и пяди земли, которую они не осмотрели, но что Киоре, что Ниира как будто пропали, не оставив нигде и следа. За сутки до отъезда сложил вещи, оставалось лишь попросить Джеммалсона написать ему через некоторое время, что и как. Доран вернется в Тоноль, окунется с головой в расследования и интриги, тем более что скоро должны прибыть и гости из хааната, а значит, дел будет так много, что о Ниире удастся забыть…

— Ваше сиятельство, — шепотом позвали его, и он обернулся, пытаясь понять, кто посмел к нему войти. — Она вернулась, — произнесла громче и улыбнулась Джемма.

— Кто? — спросил он, не понимая, почему девушка такая счастливая.

— Как кто? Высокая госпожа! — фыркнула лекарская дочка.

Задетый саквояж рухнул на ногу герцогу, вырвав из прострации. По