В магазине у дома купила немного продуктов и фруктов, в квартире пахло выпечкой, бабуля приготовила свои фирменные булочки с изюмом.

— Ну наконец-то, Саша, я уже заволновалась.

— Мама, мама пришла, — Ангелина выглянула из кухни, в одной реке булочка, в другой — единорог Семён, расцеловала ее в теплые щечки.

— Мама в душ, а потом будем обниматься, бабуль, держи пакет.

Хочу смыть с себя все то, что произошло за ночь. Горячая вода расслабляет, клонит в сон, из последних сил вытираюсь, кутаясь в халат. Ангелина смотрит мультик на диване, ложусь рядом, обнимая свою девочку.

Я обязательно что-то придумаю, я найду деньги. Надо будет, снова пойду к отчиму и матери, мне теперь ничего не страшно. После минувшей ночи «мусорный король» дядя Витя — всего лишь тихий извращенец.

ЧАСТЬ 16

— Саша, ты почему не ешь?

— Нет аппетита.

— Лиза, ты бы хоть следила за дочерью, она худая, что кости торчат.

— И ничего у меня не торчит.

Мать отпивает глоток из бокала, смотрит поверх него на меня, потом на своего мужа.

— Милый, не лезь к ней, это переходный возраст, она делает специально всем назло, особенно мне.

— А у тебя уже есть месячные? — Всеволод громко задает вопрос, сам же смеется, его брат смотрит, а я хочу, чтоб все они сдохли.

Ковыряюсь в тарелке, мучаю бедного убиенного кролика под сливочным соусом. Вот уже пятый год, как мы живем в доме маминого мужа, и каждое воскресенье у нас семейные обеды.

Я не понимаю, откуда у Жданова такая любовь и тяга к семейным традициям. Насколько я знаю, и слышала от прислуги, их хозяин воспитывался матерью-алкоголичкой, которая непонятно от кого залетела по молодости.

В детстве она его чуть не утопила в ванне, а потом била шлангом от стиральной машины за любую провинность. Пока он в шестнадцать лет не толкнул ее с лестницы, случайно естественно. Женщина упала, сломала позвоночник, стала инвалидом, прикованным к постели на всю жизнь,

Но как говорят на кухне, Виктор Иванович поднялся и, разбогатев, не забыл о матери, которая все это время была в доме инвалидов, перевел в другое место и навещает каждый месяц.

Не верю в его доброту, ни одному слову и поступку. Человек с глазами мерзкой крысы не может быть милосердным, и падение матери наверняка неслучайно. Это он так отомстил ей за все побои, я в больше чем уверена в этом.

Веня с Севой те еще крысеныши, копии папаши, но пакостей делают не меньше, тут и сплетни слушать не надо.

— Сева, некорректный вопрос, — его одернул старший брат.

— А что такого я спросил? Титьки-то вон у нее уже выросли.

— Надо спросить так, трахалась она уже с кем-то или нет?

Всеволоду почти семнадцать, а ума как у отсталого в развитии, но он студент местного университета, учится на платной основе, а вот Вениамину уже девятнадцать, он живет отдельно, учится в столице управлять бизнесом. Но больше бухает и трахает баб, ну, как трахает, насилует.

Все мои познания о жизни этих нежеланных родственников тоже сводятся к пересудам прислуги, случайно услышанным разговорам, и тому, как Жданов орет на весь дом на своих непутевых сыновей. Но на людях это очень приличная семья, они считают, что я ничего не замечаю.

Но это не так.

— Сашка, так ты уже трахаешься?

— Молчи, придурок, — Веня отвешивает Сене подзатыльник, чувствую на себе взгляды всей мерзкой троицы Ждановых, хорошо, что у меня фамилия осталась прежняя.

— Саша, чем ты хочешь заниматься на каникулах? Может, поедем все вместе в Турцию? — Жданов старший задает вопрос.

Странно, что у меня спрашивают. Нет, я не хочу в Турцию, я хочу к бабушке, отметить с ней свои пятнадцать лет и приготовиться выживать еще два года в элитной гимназии, где отпрыски богатых и влиятельных людей получают знания, а заодно разлагаются морально.

Я стала изгоем с первого дня, как появилась там, спасибо моей маме, которая не захотела оставлять дочь в обыкновенной школе, ведь мы же теперь живем не в старой маленькой квартире с бабушкой, мы почти элита общества.

Мать полна иллюзий приправленных алкоголем.

А также отдельное спасибо Вене и Севе, они учились в классах старше, но успели рассказать, кто я такая и из какой кучи дерьма их отец подобрал мою мать, отмыл и нарядил в дорогие шмотки.

Слушать все это было мерзко, но приходилось.

Нет универсального способа, как выжить в террариуме с гадами, ты не приспособишься, не станешь такой же гнидой, потому что ты изначально другой. Я не пыталась, я просто уходила в себя, но меня периодически вытаскивали из уютной скорлупы и снова окунали в грязь.

— Можно я каникулы проведу с бабушкой?

— Конечно нельзя, мы одна семья и должны быть вместе в отпуске.

Хочется рассмеяться в голос. Семья — самое странное слово, оно не подходит нашему сборищу, у нас каждый сам за себя, и все боятся вожака.

Мать пьет уже второй бокал вина, а время только час дня, Жданов смотрит на нее, сжимая плотно губы, а в руках — вилку.

Я не удивлюсь, если каким-нибудь солнечным утром или тихим вечером моя мать полетит с лестницы, ломая хребет. Но это ее выбор — быть с этим человеком, терпеть побои, а еще оскорбления. То, как он ровняет ее с плинтусом, это отдельная история.

Она так отчаянно хочет забеременеть и родить ему ребенка, но против даже небеса, три выкидыша — это знак, что от этого ублюдка рожать нельзя. Сейчас она заливает свое горе и несостоятельность как женщины.

Глупая, мне ее жалко.

Мне скоро пятнадцать, я хочу, как все девочки моего возраста, гулять в парке, знакомиться с мальчиками, но у меня нет ни одной подруги и компании, где можно быть настоящей и вести себя раскованно.

Перова, наша королева класса, постоянно находит новые способы достать меня, Воскресенский, который пришел в их класс совсем недавно, строит глазки, от чего Перова звереет еще больше.

Мне пятнадцать, а я уже устала жить. Радует то, что я окончу школу, поступлю в университет и съеду из этого зыбкого болота дерьма.

— Саша, с тобой все в порядке? — дядя Витя сжимает мое запястье, у него сухая и горячая ладонь, ведет большим пальцем по коже, словно лаская, а меня обдает жаром и страхом. — Что с тобой, детка?

Детка? С каких пор я стала для него деткой?

— Все…все хорошо, — я словно парализованная, не в