Она показала на тело перед ними.

– Понятно, – сказала Катрина, глядя на слегка изогнутый потолок. – Но ведь жизнь всегда была дешева. Люди резали друг друга ради победы в видео-играх. Стреляли из-за стычек на дорогах. Политические убийства. Корпоративные убийства. Я считаю, что клонирование заставило нас больше ценить жизнь, поскольку она стала доступнее. Слышала когда-нибудь о корпоративных убийствах в Латинской Америке около 2330 года? Люди платили киллерам за то, чтобы убрать, например, клона во время приема. Это именовалось «неприятностями». В определенных социальных кругах – «конфузом». Самым огорчительным следствием бывало то, что вы пропускали приятную вечеринку. Ну или кровь попадала на платье. Люди шли на прием, умирали, наутро пробуждались и говорили, что вечер выдался волнующий.

Джоанна кивнула, вспоминая.

– В Америке мы называли такие убийства «страшнейшим похмельем». Совершенно незаконное технически убийство. Как ни странно, стоило клонированию подешеветь – и гангстерские убийства почти прекратились. Отнять чужую жизнь уже не было столь острым переживанием. А детям пришлось стать изобретательнее в своей мести.

– Знаешь, у латиноамериканских убийц был свой кодекс. Ни пыток, ни страха, и строгий запрет убивать настоящих людей.

– Очень цивилизованно, – сухо заметила Джоанна.

– Кодексы были важны. Я участвовала в нескольких войнах, Джоанна, в боях на передовой. Я убивала – убивала настоящих людей. Видела бессмысленную потерю жизней и до того, и после того, как стала клоном. И все-таки мне никогда никого не хотелось убить так, как вот эту.

Джоанна медленно развернула кресло к ней.

– Не могу утверждать, что знаю, через что вы прошли, капитан. Но почему вы ее так ненавидите?

Катрина наклонилась и сердито всмотрелась в свое лицо, словно хотела разбудить пациентку.

– Она ничего мне не может дать. Я не получу ее опыт, не узнаю ее тайн. Она украла у меня последние годы, те месяцы, когда мы могли бы понять, что тут, черт возьми, произошло. Она не умерла, как все остальные. Она жива, и она воровка. Она в долгу передо мной. Как я в долгу перед своим следующим клоном. И так далее. Настоящие люди говорят, что они должны дать своим детям лучшую жизнь, но я считаю, что мы должны дать своим следующим клонам все. Буквально. А она не оставила мне ничего, кроме смятения.

– Это не ее вина. К тому же мы в одной лодке, – мягко напомнила Джоанна. – Все они умерли, не оставив нам никакой информации. Согласно такой логике они все для нас воры.

– Но ваши клоны мертвы. А эта осталась жить. – Она произнесла «эта» так, словно речь шла о жуке, на которого она наступила. – Она в коме и ничего для нас не значит. Я хотела бы, чтобы ты отнеслась к этому с уважением и позволила мне избавиться от нее.

– Я уважаю жизнь, Катрина, – ответила Джоанна, вновь отворачиваясь к компьютеру. – Не понимаю, почему ты не хочешь выяснить, что знает она. Очнувшись, она могла бы разрешить все наши загадки.

– И нас стало бы две. Два капитана. Ты думаешь, она, проснувшись, ради меня откажется от своего звания и своей жизни?

Джоанна покачала головой. Люди получают степень доктора философии в этике клонирования и не могут внятно ответить на этот вопрос.

Катрина тоже покачала головой.

– Сегодня вечером можешь ни о чем не тревожиться. Я пойду к себе и лягу спать. – Она встала и потянулась. Казалось, она наслаждается своим вновь молодым телом. Катрина пошла к двери, но остановилась и оглянулась через плечо. – И… Джоанна?

– Да?

– Мне жаль, что я так говорила с тобой.

– Я знаю, капитан.

Катрина вышла. Ее клон остался лежать в коме, его тайны прочно заперты в голове – совсем близко, но добраться до них без взлома, без помощи хакера было невозможно.

* * *

Поль стоял в своей каюте; сердце его билось все чаще, в груди нарастала паника. Он пришел сюда, чтобы немного побыть в одиночестве и посмотреть, сможет ли разобраться в происшедшем, по крайней мере, в той его части, которая имела отношение к нему. Ему все еще трудно было сосредоточиться. Он то и дело возвращался мыслями к ужасу пробуждения среди множества трупов. Его единственная зона комфорта – серверная – перестала быть зоной комфорта. В ней было слишком много мигающих красных огоньков, ошибок и страха – страха перед капитаном, этой дьяволицей; эта женщина могла заглянуть к нему в любой миг. Со своим цербером Вольфгангом, готовым перегрызть Полю глотку. Выйдя наконец из серверной, Поль вздохнул с облегчением. Гораздо легче думать, когда они не следят за ним, не орут, не осуждают.

Если они всегда такие ослы, почему нам потребовалось двадцать пять лет, чтобы погибнуть? Он думал, что с такими неустойчивыми личностями все они должны были сгинуть уже через год.

В его каюте царила разруха, но это лишь слегка его огорчило. Он всегда хотел стать аккуратным. Когда-нибудь. Он вроде как надеялся, что добился этого за прошлые несколько лет без всяких усилий со своей (нынешнего клона) стороны. Но нет, на кровати только простыня, закрепленная резинками; одеяло и покрывало сброшены на пол. Плохие сны, вероятно. Ничего нового.

Почти без всякой надежды он проверил личную консоль. Все было стерто. Он просмотрел вещи. На стене у него висело несколько пейзажей старой Земли, фотографии знаменитых инженеров, плакаты к фильмам, которые сейчас, подумалось ему, считались классикой. Он задумался, что изменилось на родине. Он боялся, что никогда этого не узнает.

Он обшарил комнату в поисках своих личных вещей. Кое-чего не хватало, и это испугало его, но потом он подумал, что за двадцать пять лет многое мог утратить или переложить в какое-то другое место на корабле.

Поль нашел свой личный планшет с книгами, кинофильмами и играми – их было больше, чем он сумел бы потребить даже за сто лет в космосе. Слава богу, хоть они не стерлись. Он поискал, нет ли в планшете личного дневника, но не нашел. И с отвращением бросил планшет на кровать.

Поль задумался, не оставили ли другие клоны послания своим преемникам. Подробные дневники не имели особого смысла: предполагалось, что они могут утратить не более двух недель воспоминаний.

Поль прошел в маленькую ванную и уставился на свое худое молодое лицо в зеркале. Двадцать ему бывало и раньше, но никогда он не выглядел так хорошо, никогда не казался таким здоровым – давно. Как будто совсем незнакомый человек. Он включил душ, сделал его предельно горячим и стал смотреть, как облака пара заволакивают отражение в зеркале.

Пока он раздевался, загудел компьютерный терминал. Он едва расслышал это за льющейся водой, но, когда высунул голову из ванной, услышал повторный сигнал. Он быстро застегнул молнию и выключил душ.

Проснулся РИН.

Нужно ли дать знать капитану и Вольфгангу? Нет, он хотел первым увидеть РИН, раньше остальных. Он бросился в серверную.

Пользовательский интерфейс мигал на том же месте, где он его оставил. Кое-где по-прежнему горели красные огоньки, но вот желтое сонное лицо на интерфейсе, лицо РИН, медленно открыло глаза и озиралось.