переправа, при которой и надлежит явить силу духа!

Услышав это, рыцарь взглянул на Ламентора, медленно протянул ему правую руку, по-видимому, в знак примирения и устало сказал:

– Да, если бы у меня еще оставались силы, я бы всех простил. Но здесь нет той, кого бы мне хотелось видеть больше всего на свете.

Он прилагал такие усилия, чтобы сказать все это, что было видно, что изнутри его терзает изнурительная боль. Вдруг он успокоился и закрыл глаза.

Казалось, он уже отошел в мир иной. Но вскоре он опять открыл глаза и, поведя головой в сторону замка, где жила девица, из-за которой он охранял переправу, поднял очи к небу (казалось, он вспомнил, что только восемь дней оставалось ему до конца назначенного срока, и это мучило его больше всего) и проговорил свои последние слова:

– О замок! Как близко я только что был от тебя! И тут его уставшие очи закрылись навсегда.

Глава VI

В которой объясняется, почему рыцарь охранял переправу, и рассказывается, как туда явилась его сестра

К этому времени подоспели носилки с двумя сестрами, подошли и другие люди, и, когда с рыцаря сняли доспехи, все увидели, как он красив и юн, и опечалились из-за происшедшего несчастья.

Ламентор, видя, что оруженосец простерся у ног своего господина, пожалел его (ибо еще во время разговора на мосту, а также и потом этот юноша показался ему благородным и хорошо воспитанным), помог ему подняться, отвел его в сторону и, утешая, сказал:

– Во всем надо соблюдать меру. Плач ничему не поможет. В слезах умеренность еще полезней, чем в чем бы то ни было. Плакать позволительно только тогда, когда совсем нельзя удержаться от слез. Ваш господин умер как рыцарь. И скажу вам, что всем, кто его любил, надлежит не печалиться, а скорее радоваться, ибо он все равно не смог бы продолжить жить после поражения. Пусть будет так, как решил рок!

– Рок решил так, – сказал, плача, оруженосец, – что я осиротел без своего господина, но меня гнетет не это, а мысль о той, из-за кого он погиб.

– Ради своих возлюбленных, – отвечал Ламентор, – рыцари готовы на все.

– А те, – отвечал оруженосец, – отвечают им черной неблагодарностью. Мой господин больше всего на свете любил девицу, сразившую его своей красотой. Она же, кажется, никогда к нему не благоволила. Ее слуги говорили, что в тот день, когда она назначила ему трехлетний срок, она пролила немало слез, и что она бы и его не назначила, если бы ее собственный отец, очень привязанный к моему господину, и по справедливости, не умолил ее об этом после долгих уговоров и находясь на смертном одре.

Все удивились, услышав об этом, так как погибший рыцарь был очень красив и доблестно сражался на поединке.

Ламентор, тяжело переживавший гибель своего храброго противника, с грустью сказал:

– Успокойтесь, пренебрежение любовью никогда не остается безнаказанным. Рано или поздно рыцарь будет отомщен.

Но оруженосец, продолжая плакать и вновь бросаясь к ногам своего господина, воскликнул:

– Господин рыцарь, для смерти нет отмщения!

Ламентор вновь поднял его, сказав, что у него еще будет время для слез, а пока же надлежит сделать все, что в таких случаях требует обычай.

Оруженосец отвечал, что на расстоянии одного дня пути находится замок его господина, где живет его вдовствующая сестра, которая очень любила брата и делилась с ним своими доходами, пока он вершил свои подвиги. Юноша решил отправиться к ней и договориться о погребении рыцаря в склепе его предков, а Ламентора попросил велеть своему человеку охранять тем временем тело его господина.

Солнце стояло уже высоко, пора было подкрепиться и отдохнуть, особенно тем, кто сошел с корабля. И поскольку недалеко от места была тенистая роща, через которую протекал ручеек, Ламентор приказал приготовить там все для ужина. Поужинав, он сказал оруженосцу, что собирается отдохнуть и готов дать ему свои носилки и вообще помочь ему, насколько это было в его силах.

Оруженосец поблагодарил его и стал готовиться к путешествию, как вдруг увидел сестру своего погибшего господина. Зная, что тому оставалось только восемь дней до окончания испытания, она, из любви к брату, решила устроить в его честь празднество и прибыть к нему раньше, чем та, которая была обязана сделать это из чувства долга.

Она не сомневалась, что он с честью выдержит все испытания, до конца которых надеялась с ним пробыть: ведь они длились столько времени, что уже все рыцари в округе успели скрестить меч с ее братом.

Итак, она направлялась к брату. Но при виде такого скопления народу и носилок она не смогла выговорить ни слова, и у нее сразу заныло сердце. Тут она увидела, как плачет хорошо ей знакомый оруженосец. Спросив его, что случилось, она еще раз посмотрела в сторону носилок и увидела, что брат ее лежит, окутанный, по приказанию Ламентора, роскошными покрывалами. Она быстро спешилась и кинулась к брату, на бегу сбросив с себя головной убор, распустив свои длинные волосы и начав, вопреки запретам, рвать их на себе, приговаривая:

– Великая боль не считается с законами!

Она говорила так, ибо в тех краях этот обычай под угрозой суровых наказаний был запрещен, и женщина могла появиться простоволосой, только оплакивая своего мужа.

Подойдя к погибшему брату, она много раз обнимала и целовала его, говоря:

– Брат мой, что же это за смерть, которая унесла вас столь поспешно, не дав мне с вами даже словом перемолвиться! А я на какую беду выехала из нашего замка! Каковы причуды фортуны: чтобы видеть возле себя любимую женщину, вы отважились на это испытание. Я же, чтобы видеть вас, покинула дом. И нам обоим не дано было увидеть тех, о ком мы мечтали!

Горе мне, бедной, которой вы, смеясь, говорили: «Через три года, госпожа сестра моя, я увижу ту, кто мне дороже всего на свете и кого, с вашего позволения, я люблю больше всего на свете!» При этих словах словно что-то содрогнулось у меня в душе, и я сказала вам: «Какое же это длительное испытание для того, кому оно предстоит, и каким кратким кажется оно тому, кто его назначает!» Но вам так хотелось пройти через это, что вы не стали меня и слушать, сказав: «Большая любовь требует доказательств». Будь она много раз неладна, такая большая любовь! Но пусть земля отринет меня в мой смертный час, если я не приложу всех усилий, чтобы той, которая причинила