партии, главным из которых было «Воззвание рабочему народу городов и деревень от Российского Рабочего Союза». В нем говорилось, что «социалистические партии оказались бессильными взять в свои руки руководство массами», и поэтому группа рабочих Петербурга «решила организовать сначала питерских рабочих, а затем, по мере возможности, и провинциальных рабочих и крестьян в Российский Рабочий и Крестьянский Союз».

На вопросы, зачем нужна еще одна революционная социалистическая партия, Гапон отвечал, что его не удовлетворяет программа и тактика эсеров, а большевиков и меньшевиков и вовсе называл «талмудистами» и «фарисеями».

Новое движение поддержали либералы и многие общественные деятели, даже сам Максим Горький. Он писал, что в Петербурге «быстро и крепко сливается новая партия, исключительно – рабочие, бывшие члены Гапонова общества», и примерно оценивал их численность – 30 тысяч человек. Гапон даже утверждал, что Горький обещал пожертвовать на счет Рабочего Союза 100 тысяч рублей, но тут, кажется, большевики попросили своего писателя опомниться, и деньги перечислены не были.

Летом 1905 года Гапон поселился в Лондоне, где познакомился с местными русскими эмигрантами, в первую очередь – с Кропоткиным, идейным лидером анархистов. Они быстро сошлись. В Лондоне Гапон, как знаменитость, получил от английского издательства заказ на написание автобиографии. Для работы над книгой был приглашен журналист Давид Соскис, писавший под диктовку Гапона на английском языке. Через несколько месяцев книга была готова и вышла большими тиражами под заглавием «История моей жизни» (The Story of My Life).

Помимо этого, священник продолжал писать воззвания и брошюры. Но все же он отчаянно хотел вернуться на Родину, чтобы встать наконец во главе вооруженного восстания. На этом он сошелся с финским социалистом-сепаратистом Конни Циллиакусом.

Кто такие финские сепаратисты и откуда они взялись? Как известно, Великое княжество Финляндское было частью Российской империи, но, строго говоря, финны в Российской империи жили вполне свободно, Финляндия была фактически самостоятельным государством. С 1869 года у нее была конституция, свой парламент, своя валюта, даже календарь был свой, григорианский, – а верховным правителем Финляндии оставался при этом российский император. Финны, в общем-то, никогда особенно не жаловались на свое положение. Но Николай II решил, что их нужно потеснее связать с остальной империей, и принялся издавать законы, ограничивающие свободы в княжестве. Русский язык стал еще одним государственным, началась постепенная русификация. В итоге среди абсолютно лояльных подданных появились сепаратисты, которые стали бороться за независимость, а финское общество их поддержало. Надо сказать, на ошибках российское государство в этом смысле не училось: похожим образом империя умудрилась напрочь испортить отношения с христианами-армянами, так что и в Армении появились национально ориентированные социалисты.

Вернемся к Конни Циллиакусу. В 1905 году в России не только бушевала революция: продолжалась Русско-японская война. Япония находилась в очень тяжелом положении, ресурсы ее были на исходе, и японская разведка искала любые способы навредить России на внутреннем фронте. Конечно, революция в России была ей на руку. Японский военный атташе в Стокгольме Мотодзиро Акаси вышел на финских сепаратистов и предложил им денежную и организационную помощь в покупке оружия и боеприпасов. Те с благодарностью ее приняли и активно использовали.

Например, Международная конференция социалистов в Женеве, организованная Гапоном, была профинансирована финляндской Партией активного сопротивления, а деньги ей дал Акаси. С вооруженным восстанием тоже все складывалось удачно: у Гапона были тысячи рабочих, у эсеров – военный комитет и связи, а у финнов – деньги. Гапон убедил Циллиакуса, что питерские рабочие готовы к восстанию и не хватает только оружия. С. А. Ан-ский писал о Гапоне:

«Между различными фантастическими планами, с которыми он в то время носился, был и такой: десять или двадцать тысяч рабочих собираются к одной из приморских пристаней, поблизости Петербурга, и захватывают ее в свои руки. В это время он, Гапон, подъезжает к пристани на корабле, нагруженном оружием. Рабочие вооружаются, и он во главе их двигается на Петербург».

Согласно плану, Гапон должен был возглавить восстание, эсеры со своим комитетом – организовать переброску оружия и подготовку, а Циллиакус – финансировать все предприятие. Откуда возьмутся оружие и деньги, он не говорил, а Гапон и эсеры не спрашивали, но деньги на операцию опять предоставил японский атташе. Таким образом, во время войны с Японией русские революционеры буквально брали японские деньги для свержения правительства.

Гапон отбыл на яхте в Финляндию и ждал там прибытия оружия, а Конни купил пароход «Джон Графтон» и загрузил его винтовками и боеприпасами – 16 тысяч винтовок, 3 тысячи револьверов, 3 миллиона патронов и 3 тонны взрывчатых веществ – динамита и пироксилина. Пароход вышел из Лондона в Ла-Манш без груза, и прямо в море на него перегрузили оружие с другого судна. Дальше «Джон Графтон» через Копенгаген и Стокгольм отправился к берегам Финляндии. 26 августа 1905 года, рано утром, в 22 километрах к северу от города Якобстада на западе Финляндии пароход сел на мель.

Произошло это очень невовремя, в очень опасное время и в очень опасном месте.

Команда впала в панику: рано или поздно должна была появиться пограничная стража. Команда на шлюпках весь день пыталась перепрятать оружие и боеприпасы на ближайших островках, а затем взорвала пароход для сокрытия улик. Пароход частично затонул, поскольку стоял на мели, зато взрыв слышали за 50 километров, и местные рыбаки, еще днем заметившие необычную активность, предупредили полицию и пограничную стражу. Вскоре российские водолазы вытащили с полузатопленного судна оставшиеся винтовки и револьверы, а полиция поразилась своей удаче. Почти весь арсенал был захвачен, а команда «Джона Графтона» с попутным ветром поспешила в сторону Швеции.

Наверное, этот случай занимает первое место в списке самых идиотских провалов вооруженного восстания в российской истории.

Нельзя сказать, чтоб охранному отделению просто повезло: в России знали об этой операции, получали информацию как минимум из двух источников – от агента в ЦК партии эсеров и от полицейского агента в Париже Манасевича-Мануйлова. Но пароход на мели, конечно, был непредвиденной удачей.

Что делать дальше, было непонятно: оружия нет, без него вооруженное восстание поднять не получится. Тогда Гапон решил вернуться к плану А и начал организовывать собственное политическое движение, благо он уже вернулся в Россию и не нуждался в помощи эмигрантов-социалистов. Он создал Российский Рабочий Союз, объявив его подчеркнуто внепартийным и утверждая, что партийные социалисты действуют не в интересах рабочих, а в своих собственных политических интересах. Ортодоксальные социалисты мечтали о новом обществе на основе, как они считали, научной теории Маркса. К примеру, большевики мнение и реальные интересы рабочих не особенно учитывали: ведь умные марксисты, вооруженные диалектикой, знают лучше и наперед, что хорошо, а что плохо для пролетариата.

Обломки «Джона Графтона»

Так или иначе скоро под началом Гапона собралось внушительное количество сторонников, и это начало нервировать профессиональных революционеров. Георгий Аполлонович убеждал своих последователей, что затея с пароходом от начала и до конца принадлежала ему. Эсеры, в свою очередь, начали обвинять его во лжи и угрожать. Все тут же перессорились и принялись поливать друг друга помоями – в подпольной прессе и листовках, на митингах и демонстрациях.

Тут как раз подоспел Октябрьский манифест, которым Николай II фактически даровал России конституцию. Предстояли выборы в первый российский парламент – Государственную Думу. Ожесточенная полемика в оппозиции перешла на новый уровень: кто-то из революционеров считал, что Октябрьский манифест – это подачка и надо продолжать революцию с оружием в руках до победного конца, кто-то – что выборы надо бойкотировать. Гапон, в свою очередь, думал, что надо участвовать в выборах и продолжать бороться за права рабочих легальными методами, тем более что в Петербурге после Манифеста амнистировали и освободили всех его соратников.

Гапон перебрался в Петербург, и об этом узнал премьер-министр Витте. Он оказался в сложном положении: с одной стороны, амнистия отца Георгия грозила новым витком насилия, с другой, согласно Манифесту, амнистировать его было обязательно. Витте вступил в конфиденциальные переговоры с Гапоном[12], и они договорились: Гапон может вернуться в Россию и участвовать в выборах в Государственную Думу, но при условии, что призовет рабочих прекратить вооруженное восстание. Гапон согласился.

Таким образом, в ноябре 1905 года состоялся объединенный учредительный съезд бывших 11 отделов общества Гапона. Собралось около 4 тысяч делегатов-рабочих, которые представляли интересы