Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обосновался он в центре русской политической эмиграции – в Швейцарии. В этот момент Георгий Гапон был самым известным оппозиционным политическим деятелем в России и, возможно, даже во всем мире. Газеты шумели о расстреле мирной демонстрации, все обсуждали лидера рабочих. Он был популярен и внутри страны: его имя переходило из уст в уста, и поэтому у профессиональных революционеров он вызывал смешанные чувства. Гапона уважали за способность вести за собой массы, но в то же время немало завидовали его славе и ревновали к ней. Политические эмигранты Плеханов и Ленин, Гоц и Гершуни, Мартов и Струве годами готовили революцию в России: создавали политические партии, выпускали газеты и статьи, спорили и ссорились друг с другом… И тут вдруг, как гром среди ясного неба, какой-то священник-социалист, и именно про него пишут все газеты, именно он – лицо протеста, именно у него больше всего влияния! Конечно, все политические эмигранты хотели заманить Гапона к себе в партию.
Первым это удалось социал-демократам: он зашел в библиотеку за книгой, назвал себя по имени, а библиотекарь оказался из этой партии. Он пригласил Гапона к Плеханову, одному из основателей РСДРП. Тот встретил священника с распростертыми объятиями и устроил ему чествование, на которое были приглашены все авторитетные социал-демократы.
Гапону, конечно, льстило внимание, но «правоверные» социалисты начали поучать его – разъяснять принципы революционной борьбы, экономику марксизма, диалектический материализм и прочие абсолютно необходимые для каждого революционера вещи. Все сошлись во мнении, что Георгию Аполлоновичу, конечно, нужно еще много учиться у маститых и грамотных революционеров. Сам Гапон не очень разделял эту точку зрения: в конце концов, он и без чтения Маркса добился всемирного успеха, а что дал Маркс этим политическим эмигрантам? Кажется, немного.
В местных газетах даже успели объявить, что Гапон вступил в РСДРП. Позже он описывал это так, как будто его взяли в плен и не отпускали. В конце концов он практически сбежал от социал-демократов – и тут же попал в объятия к эсерам. Те были менее склонны к марксистскому догматизму, но активно занимались политическим террором, и на их счету уже было несколько громких убийств.
Лидеры эсеров начали чествовать и обхаживать Гапона, даже знакомили его с видными иностранными политиками – например, с Клемансо, который вскоре после этого стал премьер-министром Франции. Эсеры показались повлиятельней эсдеков, и Гапон решил остаться с ними.
По большому счету партия ему была не нужна: в России у него остался свой независимый профсоюз и тысячи рабочих, готовых следовать за ним. Но в то время Гапон находился за рубежом, где не было русских рабочих, а вся политическая деятельность контролировалась нелегальными партиями. Они выпускали газеты и брошюры, получали финансирование, перебрасывали агентов через границу, и, конечно, чтобы вести какую-либо деятельность, требовалось поддерживать связь с партией. Подружившись с эсерами, Гапон принялся писать бесконечные воззвания, которые его сторонники контрабандой передавали в Россию:
«Вперед! Наступает суд, грозный суд, страшный суд над всеми нашими обидчиками, за все наши слезы, стоны ведомые и неведомые. Разобьемте оковы, цепи своего рабства. Разорвемте паутину, в которой мы, бесправные, бьемся! Раздавим, растопчем кровожадных двуногих пауков наших! Широким потоком вооруженного народного восстания прокатимся по всей русской земле, сметем всю нечисть, всех гадов смердящих, подлых ваших угнетателей и стяжателей. Разобьем вдребезги правительственный насос самодержавия – насос, что кровь нашу из жил тянет, выкачивает, поит, вскармливает лиходеев наших досыта. Да здравствует же народное вооруженное восстание за землю и волю! Да здравствует же грядущая свобода для всех вас, о российские страны, со всеми народностями! Да здравствует же всецело от рабочего трудового народа правление (Учредительное Собрание)! И да падет вся кровь, имеющая пролиться, – на голову палача-царя да на голову его присных!»
Гапону казалось, что по статусу ему положено как минимум занимать руководящую должность, а в идеале – вообще стоять во главе всего оппозиционного движения. Он действительно хотел объединить под своим руководством все оппозиционные партии России для всеобщей борьбы. Это наивная идея: одним из основных видов деятельности революционеров была борьба друг с другом, и этой борьбе посвящалось бесчисленное количество статей и лекций со всех сторон. Однако Гапон верил в объединение против царизма всех сил, от либералов до евреев-социалистов из партии «Бунд», и решил собрать конференцию. С этой целью он начал встречаться со всеми лидерами общественного мнения – и, между прочим, даже приходил с визитом к Ленину.
Надо сказать, у всех эмигрантов новый человек, только что приехавший с передовой, с Родины, вызывал неподдельный интерес. Тем более – овеянный славой Гапон: по воспоминаниям современников, даже Владимир Ильич не устоял перед его грозным обаянием и яростью и написал статью, в которой поддерживал идею объединения против общего врага. Это довольно удивительно: стратегия Ленина обычно заключалась в обратном – лучше расколоть большую партию, но остаться лидером небольшого кружка преданных последователей. Но в этот момент Владимир Ильич не то поддался обаянию Гапона, не то решил заработать политические очки, призывая к объединению и будучи уверенным в том, что оно невозможно.
В апреле 1905 года состоялась Женевская межпартийная конференция. На нее съехались представители 11 революционных партий России, председательствующим был избран Гапон. Представители РСДРП почти сразу же вышли из состава конференции, потому что были недовольны им. Преобладали эсеры, так что широкого объединения всех сил не получилось. Однако именно здесь провозгласили резолюции о вооруженном восстании, созыве Учредительного собрания, провозглашении демократической республики и социализации земли. Еще по результатам этой конференции был создан военный комитет, который должен был организовать вооруженное восстание в России. Большинство мандатов имели эсеры и сочувствующие, и комитет тоже, по сути, контролировался эсерами.
Гапон видел себя руководителем революции и объединителем всех оппозиционных сил, но, к его сожалению, таковые его в этом не поддерживали.
В конце концов, поддавшись уговорам, отец Георгий все-таки вступил в партию эсеров. Ему предложили пост редактора «Крестьянской газеты», что было довольно далеко от позиции лидера всей оппозиции. По словам очевидцев, Гапон пытался подчинить партию себе и хотел руководить всеми ее делами. Едва став эсером, он потребовал, чтобы его ввели в Центральный комитет и посвятили во все конспиративные дела. Ему отказали. Конечно, он остался недоволен: известность и ресурсы позволяли ему претендовать на большее, чем положение рядового члена партии.
По словам будущего лидера партии эсеров Виктора Чернова, Гапон вообще был типичным анархистом, неспособным участвовать в общем деле и «спеваться с другими как с равными»:
«Если хотите, он по натуре был полный, абсолютный анархист, неспособный быть равноправным членом организации. Всякую организацию он мог себе представить лишь как надстройку над одним всесильным личным влиянием. Он должен был один стоять в центре, один все знать, один сосредоточивать в своих руках все нити организации и дергать ими крепко привязанных на них людей как вздумается и когда вздумается».
В итоге, будучи не в силах разрешить все эти противоречия, эсеры попросили Гапона покинуть партию. В России тем временем продолжалась революция, пылали помещичьи усадьбы, рабочие объявляли забастовки, по улицам ходили демонстрации. Самый известный оппозиционер России остался один.
Как известно, если не можешь стать главой уже существующей партии, надо создать новую. В мае – июне 1905 года Гапон принялся собирать новую организацию – Российский Рабочий Союз. С этой целью в Петербург нелегально отправился соратник отца Георгия, рабочий Н. Петров, бежавший за границу после Кровавого воскресенья. Совместно с рабочими Гапон разрабатывал документы будущей