Наши машины – тоже киты, и мы друг с другом переговариваемся, используя фальшивую азбуку Морзе. (Да-да, люди, которые помнят все факты обо всем на свете, занимаются и сочинением фальшивых кодов, потому что иногда нам хочется привнести в жизнь немного хаоса. Немного контролируемого хаоса.) Автомобильные гудки сигналят то, что значилось в моем письме. Настоящую азбуку Морзе я не стал использовать еще и потому, чтобы никто не узнал о том, что я хочу сказать.

Когда я впервые в жизни увидел Азу, она сидела на полу и играла с листком бумаги, что-то из него вырезая (как я позже узнал, ножницы она украла). Я поднялся со своего коврика и подошел к ней, но не вызвал у нее никакого интереса. Она взглянула на меня, угрожающе оскалилась и вернулась к своему занятию.

Она выглядела так, будто провела зиму под замерзшим озером, а когда лед растаял, выплыла на поверхность. Я знаю, что свою внешность она терпеть не могла, и это… о, в каком глупом мире мы живем.

ТЫ НЕ ПОХОЖА НИ НА КАКУЮ ДРУГУЮ ДЕВУШКУ НА СВЕТЕ, сигналю я. Весь город вторит моим гудкам.

Я чувствую себя куклой, принадлежавшей когда-то соседской девчонке Джули. Если (эм, в качестве эксперимента) отрезать этой кукле ногу, то окажется, что внутри она полая. Как-то в детстве Аза украла ее и набила сверчками, а я приклеил ногу на место. Джули от страха не знала, куда деваться, когда ее кукла вдруг начала стрекотать.

Азу нельзя было назвать безобидной. Иногда она искоса глядела на меня, а через секунду разгадывала, как простенькую детскую загадку.

– Ну же, выкинь что-нибудь похуже, – иногда говорила она. – Выкинь что-нибудь потруднее. – Мне редко удавалось ее провести.

У ТЕБЯ ВСЕ СЕРДЦЕ ПОКРЫТО ШИПАМИ, сигналю я.

Когда в тот первый день она ушла, я поднял с пола ее поделку. Это был бумажный корабль с мачтами, парусами и крохотными человечками, лазавшими по снастям. Под ним волнами ходило море из облаков, сделанное из свернутых в трубочку бумажек. А с палубы свисала якорная цепь из бумажных колечек и якорь, утяжеленный с помощью жвачки.

Знакомьтесь, это пятилетняя Аза.

Джейсон Кервин: поместить в папку «Закончено».

Аза Рэй Бойл: поместить в папку «Все».

Я гонялся за ней, выкрикивая алфавит в обратном порядке, но я и не думал, что она будет слушать. Она единственный человек во всем мире, который заставлял меня чувствовать себя отставшим.

Она снова взглянула на меня, на этот раз, кажется, с жалостью, и я переключился на греческий алфавит. Не то чтобы я умел читать по-гречески – для этого я был слишком мал. Кэрол разучила со мной фонетическую версию, и я запомнил названия букв, как слова песни. Мне показалось, что у нее в глазах вспыхнула искорка интереса, но она только вздохнула, вырвала из блокнота еще один лист и принялась вырезать.

– Я работаю, – сказала она с осуждением.

Я посмотрел на бумажные фигуры у нее в руках.

А-а, модель вселенной. Когда она закончила, я поднял с пола Сатурн и задумался над тем, что же со мной творится.

Тогда я и понял, что просто не выдержу, если она и дальше не будет знать, кто я такой.

В тот же день у Азы случился сильный приступ кашля, и ее увезли на «Скорой». Я видел, как ее загружали в машину, и попытался залезть туда следом за ней.

Еву и Кэрол вызвали в садик, и из-за моей чрезмерной впечатлительности у нас троих были неприятности. Чрезмерная впечатлительность = Привычка Периодически Бешено Трясти Головой В Приступе Отчаяния.

Я так и остался тем парнем, который гоняется за машинами «Скорой помощи», но на этот раз меня хотя бы пустили в салон. Мне еще повезло.

Никогда не понимал политику больниц, которые запрещают друзьям сопровождать больных во время госпитализации. Это не что иное, как жестокость. Дважды, чтобы попасть внутрь, мне приходилось говорить, что я ее брат. Мои мамы знают, что у меня есть фальшивые документы, где указана фамилия Рэй.

Когда дело касается одержимости, не им меня судить. Мои мамы познакомились из-за того, что Ева семь месяцев жила на секвойе в гамаке. Кэрол пригласили провести оценку психического и физического здоровья Евы. Кэрол стояла у подножия секвойи и влюбилась в Еву, пока общалась с ней через мегафон, а Ева влюбилась в Кэрол. Ни одна из них так и не смогла объяснить мне, почему это произошло. Я видел фотографии. У Евы волосы заплетены в косы, облеплены грязью, и из них торчат иголки. Кожа у нее такая темная, что сливается с корой дерева. Кэрол выглядит как обычно. В те годы Кэрол гладила всю свою одежду, даже джинсы, и никак не могла понять, зачем Еве понадобилось жить на дереве.

Насколько я могу судить, они все еще влюблены друг в друга, как будто познакомились совсем недавно.

И это я-то потерял голову? Думаю, мамы восприняли мою одержимость Азой как действие закона кармы. Они вспомнили, как их собственные родители схватились за голову, услышав об их отношениях.

И вот, посмотрев на нас с Азой, они сами схватились за голову, но запретить нам общаться не смогли.

Обычные люди в свободное время смотрят телевизор, а она читала о криптографии и изучала морские узлы. Мы постоянно соревновались, кто кого сильнее удивит очередной никому не известной причудой. Мы вели счет, и я выигрывал, но всего на один балл.

И вот в прошлом году она записалась на конкурс талантов. Выйдя на сцену, она включила запись с битбоксом и начала издавать престранный свист.

Я сидел в зале и помирал.

После выступления она подошла ко мне и спросила: «Как у тебя с сильбо?» – а потом расхохоталась. Оказалось, что сильбо – это свистящий язык с Канарских островов. Тот раунд она выиграла, но в конкурсе так и не победила. До сих пор не знаю, что она тогда свистела – переводить она отказалась.

У кладбища я сворачиваю налево и строюсь за обшарпанной голубой машиной, в которой едут родители Азы и Илай.

Я сигналю: И КАК ТОЛЬКО Я МОГ ПОСТОЯННО ЗАБЫВАТЬ, ЧТО ТЫ НЕИЗЛИЧИМО БОЛЬНА?

За рулем папа Азы. Он машет мне рукой, а потом дает несколько отчетливых гудков, используя настоящую азбуку Морзе.

НАВЕКИ. Он говорил мне, что сделает это. Я повторяю его послание, как и все остальные. Они даже не знают, что оно означает, но мы с папой Азы знаем. Ее мама и сестра тоже. Я вижу их сквозь заднее стекло: они едва сдерживаются, чтобы не разрыдаться.

Я повторяю кусочек числа пи.

Итак, вернемся к тому моменту, когда я притащился на ее пятый день рождения, думая, что мой костюм с Хеллоуина сделает меня невидимкой. В целом так и вышло. Я прошел целую милю – целую милю маленький аллигатор шел по обочине дороги – и никто меня не остановил. У меня была миссия.

Аза никому тогда не нравилась. К тому моменту она уже свыклась со своей участью: друзей нет, а на перемене даже не погуляешь. Все говорили, что она гадкая и заразная.

Мне, вообще-то, другие люди не нужны. Точнее, мне нужен только один человек, но ее больше нет, и чертчертчерт.