сообщили, что глиняной лошадке двести с лишним лет. Это не шутки, была проведена официальная экспертиза. Вспомните перчатки с блошиного рынка, там та же история.

– Их держал в руках сам король Пруссии, – ответил Гуров. – Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. А что же Алевтина Михайловна? Она как-то узнала о том, что вы избавились от коллекции?

– Узнала. Несколько дней назад. После Германии это была наша первая встреча.

Мы случайно столкнулись в сквере за моим домой. Раньше я постоянно там торчал, но сейчас из-за больных ног выхожу на прогулку редко. И вот кто бы мог подумать, что мы с ней встретимся именно там?

Она подошла, села рядом на лавочку. Я краем глаза смог распознать только яркое малиновое пятно. А пятно вдруг «заговорило». «Алеша, это ты?» Я не узнал ее сначала. Она поправилась, подурнела. Даже смотреть на нее было неловко, но через минуту все прошло.

Разговаривали долго. Она еще несколько лет прожила в Германии, потом работала то тут, то там. В основном помогала всяким важным лицам проводить переговоры. Ездила с ними по миру, подолгу жила в их домах, становилась чуть ли не членом семьи. Но в какой-то момент твердо решила, что с нее хватит, и вернулась в Россию.

Она сама напросилась в гости. Оказать ей было невозможно, даже если сильно захотеть, – Аля всегда брала то, что ей нужно, не особенно интересуясь желаниями других людей. Это особенно сильно ощущалось, когда мы еще работали в Берлине. Если я в чем-то сомневался, то она не боялась ничего. Очарование, бесстрашие, упорство. Благодаря этим трем «китам» она и смогла вывезти ценности из Германии в Советский Союз. Сам бы я не решился.

По пути сюда мы с Алей зашли в магазин, где она купила вино и немного еды. Ей хотелось отметить встречу. Я обратил внимание на то, что цены ее не волновали. Она выбрала самое дорогое вино. С финансами у нее был полный порядок.

Ну а дома у меня, как вы видите, царит и властвует творческий беспорядок. Но ее это не смутило. Здесь же была ее стихия. Она шла по коридору и указывала пальцем: «Это надо выбросить. И это туда же. Ты меня понял? Так и сделай. А вот на эту тумбочку найдется покупатель, сейчас такие в моде». Ну и так далее. Она изменилась только внешне, но в душе все еще оставалась той еще атаманшей.

Мы выпили, поговорили. В какой-то момент я понял, что Алевтина опьянела. Внешних признаков не было, но изменился тон разговора. Она вспомнила про нашу коллекцию и попросила ее показать. Мне пришлось признаться, что я ее продал. Это Алевтине очень не понравилось. Да и я завелся от ее упреков.

То, что случилось после, вывело меня из себя. Она потребовала свою долю с продажи. Заявила, что я ей всем обязан, а она не получила ни копейки. Лев Иванович, вот ответьте честно, я произвожу впечатление лживого или злого человека?

– Я вас практически не знаю, – ответил Гуров. – И что же было дальше?

– Спасибо за честный ответ, – слегка поклонился Моргунов. – Поясню: я ненавижу изворотливых людей. Стараюсь не иметь с такими индивидуумами никаких общих дел, даже если будут предлагать миллионы. И вдруг Алевтина обвинила меня во лжи! Заявила, что я просто не хочу с ней делиться выручкой.

Голова Моргунова начала мелко подрагивать. Пальцы двигались по трости вверх и вниз, словно нащупывали невидимые струны.

– Денег у меня, разумеется, давно не было. Я тратил их сразу же после продажи каждого экспоната. Мы расстались, если вы помните! Я писал ей, но не получал ответа. И теперь она требует с меня какие-то деньги? За что? Не было такого уговора.

Я попросил ее уйти. Вежливо, но настойчиво. Проводил до двери. По пути она нарочно сбросила со стеллажа шкатулку, которую я недавно приобрел. Красивая вещица с клеймом мастера из Оксфордшира. И это, мать твою, предположительно восемнадцатый век!

«Ёшкин кот! – мысленно восхитился Гуров, наблюдая за разбушевавшимся дедом. – Да он реально одержим всей этой древностью. Это ж самый настоящий медицинский диагноз. Представляю, как он гнал отсюда Голикову. Теперь понятно, почему она ругалась с ним даже через закрытую дверь».

Моргунов постепенно успокаивался. Он провел рукой по волосам и глубоко вздохнул.

– Остальное вы уже знаете, – выровняв дыхание, продолжил он. – Алевтина просто так не ушла. Сначала вытянула из меня душу. Я отвечал ей, просил уйти, оставить меня в покое, не позориться. Все было бесполезно. Она бушевала на лестничной площадке минут пять. Бедные соседи.

На другой день у меня прихватило сердце. Вызвал «Скорую», отвезли в больницу. Долго я там лежать не стал и сам попросился на выписку. Слава богу, операция оказалась не нужна. Просто возраст и стресс. Теперь вот на таблетках.

– Может быть, принять сейчас парочку? – предложил Гуров. – Как вы себя чувствуете?

Моргунов улыбнулся впервые за время своего рассказа:

– Спасибо, Лев Иванович, не нужно. Я контролирую свое состояние.

Гуров присел на край кровати.

– Алексей Егорович, получается, что вы просто боялись Алевтину Михайловну? Думали, что она натравила на вас полицию?

– Именно так. Я об этом рассказал вам в самом начале. И она обещала вернуться.

– А могла?

– Я был в больнице, если вы помните. Если она и приходила, то я об этом ничего не знаю. Мне нечего скрывать, Лев Иванович. Я все вам рассказал.

– Но если вам нечего скрывать, то почему вы так испугались, когда я пришел к вам в первый раз?

– Если вы думаете, что я занимаюсь чем-то незаконным, то очень ошибаетесь, Лев Иванович, – расправил плечи Моргунов. – Все, что вы здесь видите, приобретено честным путем. Я просто просматриваю объявления о продаже подержанных вещей и иногда выбираюсь в выселенные дома, готовые к сносу. Мне трудно передвигаться, но, как я уже сказал, бывают дни, когда я чувствую себя более-менее хорошо. Поэтому такие вылазки приносят мне удовольствие и удовлетворение. Народ выбрасывает разные сокровища. Я же их подбираю и даю вторую, а то и третью жизнь. А про Алевтину могу сказать следующее. Из красивой и умной женщины она превратилась в злобную старуху. Она могла обвинить меня черт-те в чем, и, поверьте, полиция повелась бы на ее ложь. Конечно, от меня бы отстали, но нервы бы потрепали знатно. Вы сказали, что она пропала?

– Да, третьего сентября.

– Она была у меня второго числа. А третьего я попал в больницу. Полагаю, сердце забарахлило именно из-за того, что Алевтина устроила у меня