года три, как я был заядлым холостяком, привык. Долгие отношения мне были неинтересны, они меня угнетали, сковывали. Я жил в рутине: работа — дом, остальное время отдавал проекту, а мог и этого лишиться женившись. Вся эта мишура мне до лампочки. Не верю в любовь. Это всего лишь химия в наших телах. Инстинкты. Все эти цветы, заискивания, бесконечные ухаживания, угадывание настроения. Бррр. Хуже всего потом — постоянный самоконтроль, даже во сне. Следить за тем, что говоришь и как это делаешь. Вести себя подобающе мужчине (собирательному образу некоего героя из романа), быть классным, чутким и внимательным. Строить из себя кого-то, быть бараном. Да пошло оно! А дальше совсем уж болото: знакомство с предками и ее кретинами-друзьями, совместный быт и бесконечные ссоры по мелочам, никакой личной жизни. Шантаж одним местом и манипуляции с помощью детей. На выходе — остается привычка и обязательства, никакой любви.

Пахнет жутким эгоизмом, ну и что с того? Я знаю, что мне надо. «Жить ради самого себя» — так я стал дауншифтером. Не изолировав себя, и не сбежав от социума я по-прежнему открыт для отношений, вот только связывать себя не стану. Свобода — возможности, а девяносто процентов девушек стремятся лишить ее, спят и видят, как посадить на поводок, приручить. Жить ради кого-то. У них это само собой выходит. Главное — накинуть ошейник. Теперь я — за встречи, без обязательств. Так можно долго жить вместе, а как надоест — разбежаться, главное, все сразу обговорить: без претензий и посягательств на личное пространство. Без обид и последствий.

Сегодня в мой мир упертого холостяка впорхнула прелестная фурия и разнесла к такой-то матери все вдребезги, не оставив камня на камне. Мои устои рухнули.

Мне не хотелось обижать ее.

— Танюш, подожди! — я подошел к ней и взял за руку. — Послушай, давай сходим куда-нибудь? В кино или на карусели, куда захочешь. Только разберусь с одним важным делом.

— Хорошо, до встречи, Макс. — Таня мило улыбнулась. — Позвони, как закончишь!

— Обещаю, — я отпустил ее руку. — До встречи.

«Пусть я и не ее Максим, но я им могу стать. Мы снова будем вместе», — я окончательно уверовал в выборе задуманного. Это был красивый аргумент, чтобы поменяться местами с этим олухом. Оправданно.

Таня весело обернулась и помахала мне. Я помахал в ответ.

29. Погоня

В приподнятом настроении я смотрел на неторопливое течение вечера, знаменитые белые ночи; но сегодня как-то слишком темно, или мне кажется.

Я сидел, накинув капюшон и уперев подбородок в кулаки, в позе мыслителя. Сидел долго, думал, мечтал; время шло, ночь — все ближе. В гараж не хочу. Как представлю — так не хочу. Опустившись на большой город, ночь принесла густой полумрак. Темно там, где тени — во дворах, на открытых пространствах довольно светло. Я бы долго так просидел, размышляя о ерунде, если бы меня не привлек отблеск синих огней, бегущих по фасадам многоэтажек, выстроившихся вдоль проспектов, опоясывающих парк. Любопытно, это должно быть полиция. Я обернулся и, проведя взглядом в направлении источника света, увидел белый с синей полосой внедорожник; на его крыше — та самая люстра — источник синего цвета. Автомобиль припарковался у входа в парк на обочине, в километре от меня.

Две темные фигуры двигались в мою сторону.

Не имея на то оснований, я занервничал. Нехорошо это. Плохое предчувствие — лучше не связываться с ними: что-то подсказывало, что мне пора. Я, получается, сидел почти спиной к темным фигурам и следил за ними искоса. Они шагали быстро, целенаправленно. Ну все-е, точно ко мне. Неспешно поднявшись и потянувшись, разминая конечности, как легкоатлет-школьник, я пошел в ту же сторону что и полицейские, опережая преследователей метров на триста.

Я припустил трусцой, изображая ночного бегуна в парке. Свернул, медленно пробежал метров сто и оглянулся. И как вовремя! Оба полицейских уже значительно сократили расстояние — стремительно приближаясь ко мне бегом почти в полную силу. Это погоня. Полицейский УАЗ исчез, проблесковые маячки — тоже. Но я обнаружил его мгновение спустя на перекрестке, он ехал наперерез, дабы отсечь меня — поймать в «клещи». У меня все упало внутри. Настоящая облава. Не шутка. Никогда в жизни у меня не было такого опыта. Что делать? Сдаваться?

Попасться в руки полиции из-за банальной проверки документов — катастрофа, последствия будут непоправимыми. Это ни в какие ворота — столько пережить, чтобы вот так опростоволоситься? Ну уж нет! Ни в коем случае нельзя было допустить такого.

И я рванул.

Я побежал, как спринтер. В сторону жилого массива, в тень, в дворы: родные и хорошо знакомые, уже впитавшие в себя всю темноту. По пружинистому газону, как газель, я перепрыгивал через кусты и клумбы, лихо поглощая расстояние. Внедорожник, почуяв неладное, снова включил маяк и с воем ринулся наперерез, выруливая на прямую широкого проспекта, отсекая меня от моих дворов.

Бежать было легко сначала: оказалось, нужно практиковаться, чтобы было легко. Я рано устал. Появилась отдышка. Преследователи догоняли — хорошая, видимо, физподготовка там у них. Оба полицейских, продолжали сокращать дистанцию. Метр за метром. Приближались! Все ближе, уже отчетливо слышен их мягкий топот по дерну. Редкие прохожие шарахались в стороны, помогать никто не решался — ни мне, ни им. Страх придавал какие-то силы, впрыскивая адреналин в кровь, легкие всасывали с шумом воздух. Сдаваться я не планировал. Не теперь.

Не сбавляя скорости, я выбежал на проезжую часть. Под машины. За три шага преодолев три полосы, пугая водителей, словно олень, я с ходу перемахнул через заборчик, разделяющий потоки, чудом успел проскочить перед ничего не подозревающим водителем, болтающим мирно по телефону (извините): какие-то считанные сантиметры были между мной и бампером его автомобиля. Не придав значения, я бежал дальше. Завывание сирены, синие огни, визг тормозов и гудки со всех сторон — все везде и сразу, какая-то вакханалия звуков и действий. Раз полоса, два, три; запрыгиваю на обочину и вижу боковым зрением внедорожник: он догнал меня. Не сбавляя, перепрыгиваю через трамвайные пути, проложенные параллельно проезжей части, и слышу визг тормозов за спиной, в паре метров.

Кажется, траектории всех полицейских пересеклись. Раздались характерные возгласы и крики, брань и глухие удары. Вот бы головами. Отлично, если так — это приостановит их. Оборачиваться и проверять я не стал.

Густая слюна наполняла рот, мешая мне; сплевывать ее — значит сбить дыхание, которое и так на пределе. Легкие разрываются от резко увеличившегося объема поступающего