— Понятно, — сказал Егор Ивашов, кивнул, что-то записал на листе бумаги, посмотрел на сержанта Масленникова и проговорил: — Сейчас вы пойдете к себе домой. Вместе с товарищем сержантом. — Егор указал на Масленникова, сидевшего около двери. — Он приведет вашего немца к нам.

— Зачем? — спросила Алевтина, вскинув взор на Ивашова.

— Для обстоятельного разговора. Так положено. Именно мы занимаемся такими вопросами. Нам в любом случае пришлось бы встретиться с этим немцем, так пусть лучше сейчас. Это очень даже хорошо, что вы сами к нам пришли, — ответил младший лейтенант Ивашов.

Он заметил, как насторожилась девушка, и попытался успокоить ее:

— Будет только разговор. Не волнуйтесь.

— А что делать мне?

— Ничего особенного. Оставайтесь дома. Возможно, в скором времени вы нам понадобитесь.

Алевтина попрощалась и в сопровождении Масленникова вышла из кабинета.

Оставшись один, младший лейтенант Ивашов принялся размышлять.

В том, что у Алевтины с немцем завязались отношения куда более чем просто приятельские, младший лейтенант Ивашов нисколько не сомневался с первых минут разговора. Девушку выдавали манера держаться, постоянное смущение, какой-то натянутый голос, грозивший сорваться в плач. Егору было заметно, что ее одолевают серьезные и весьма сложные чувства, в которых было все, кроме равнодушия к судьбе немца.

Хотя чего бы ей хлопотать о каком-то Ральфе Херманне? Ведь, в сущности, он был враг, который пришел разорять нашу землю.

Ивашова нельзя было упрекнуть в безразличии к чужой судьбе. Но где-то внутри его, успевшего уже крепко повоевать и немало увидеть, болезненно царапнуло. Война — время суровое. Мимолетная слабость может исковеркать судьбу. Не то это время, чтобы говорить об отношениях, в которые замешаны сильные чувства. Но жизнь куда сложнее, чем нам порой думается.

«Неплохо бы узнать, кто инициатор возникших отношений, — подумалось вдруг Егору. — Одно дело, если первой начала она, и совсем другое, если инициатива шла со стороны этого Ральфа».

Младший лейтенант Ивашов отослал ординарца Зозулю по незначительным бытовым надобностям, а сам отправился к начальнику штаба.

Майор Степанов занимался личной гигиеной. Он высоко задрал острый подбородок, глядел в осколок зеркала, стоявший на комоде, и возил по щекам безопасной бритвой. По тому, как хрустела его седоватая щетина, можно было судить, что дело спорилось. Время от времени он, как и положено, полоскал бритву в кружке с водой.

Степанов увидел младшего лейтенанта в зеркале, и не поворачиваясь, буркнул:

— Заходи, Ивашов.

Егор зашел.

Через некоторое время Степанов произнес:

— Садись.

Егор сел на недавно сколоченный табурет. Крепкий. Добротный. От него пахло свежеструганной древесиной.

Через несколько минут майор закончил бритье, обтер лицо мокрым полотенцем, наконец-то повернулся к Ивашову и спросил:

— Что у тебя?

— Мне нужен переводчик.

Майор Степанов хмыкнул, оглядел себя в зеркало и уточнил:

— Переводить придется письменный текст или устную речь?

— Немца одного надо допросить, — ответил Егор Ивашов.

— Что ж, переводчик у нас имеется. Он теперь писарем служит вместо покойного Епифанцева у капитана Олейникова, — проговорил начальник штаба. — Учителем в школе раньше работал. Весьма дельный человек. Немецкий знает отменно, он у него прямо как от зубов отскакивает. Пару дней назад я привлек его к работе. Мне распорядиться, чтоб этого писаря тебе прислали, или ты сам к Олейникову сходишь?

— Сам, товарищ майор. Спасибо, — сказал Егор Ивашов и вышел из кабинета начальника штаба полка.

Капитан Олейников оказался на месте. Он сидел за письменным столом и что-то писал.

Увидев вошедшего Ивашова, капитан улыбнулся ему как родному и спросил:

— Чай будешь?

— Как-нибудь в следующий раз, — отказался Ивашов за неимением времени. — Я по делу к тебе. Мне твой писарь нужен. Степанов сказал, что он немецкий хорошо знает.

— Есть такое дело, — ответил Олейников. — Выручает нас. Сегодня ночью разведчики пленного офицера взяли. Интересная беседа получилась. Надолго он тебе понадобится? — спросил Олейников, с любопытством посмотрев на Ивашова.

Опять полковая контрразведка чего-то придумала.

— На час. Может, на полтора, — ответил Егор.

— Забирай.

Когда сержант Масленников привел немца, в комнате оперуполномоченного Ивашова кроме его самого находился еще и солдат в очках, лет тридцати пяти, но уже лысоватый. Это и был рядовой Холодков, писарь из отдела Олейникова.

Немец и правда оказался совсем молодым. Но он был высоким, телосложение имел крепкое, спортивное. Русые волосы, чистый взгляд. Парень видный, симпатичный. Неудивительно, что эта Алевтина запала на него.

Егор Ивашов усадил немца прямо напротив себя, чтобы иметь возможность следить за выражением его глаз, мимикой и жестами, если таковые будут. Все это являлось крайне важным на допросах, поскольку помогало видеть, правду ли говорит человек, или же пытается юлить и изворачиваться.

Когда Егор был еще курсантом школы опер-уполномоченных контрразведки, преподаватели учили его распознавать правду или ложь именно так, по глазам, мимике и жестам. К примеру, если взгляд бегает, то человек лжет, нервничает, чего-то недоговаривает и боится. На последний момент тоже стоит обратить внимание.

Но у испуга есть и иные признаки. Это дрожь в пальцах, взгляд в упор, повышенная потливость, смена поз. Собеседнику как бы неуютно сидеть в одном положении. Он непроизвольно ищет в новой позе некую форму защиты.

Пристальный взгляд может означать, что человек говорит неправду. Он хочет знать, поверил ли ты ему. Покашливание и кривая улыбка указывают на сокрытие истины.

Если человек, допрашиваемый тобой, поправляет у себя, скажем, воротник рубашки, трет нос, мочку уха, все время пытается спрятать ладони и непроизвольно трогает предметы на столе, это тоже должно тебя насторожить. Таковы явные признаки лжи.

В общем, дознание — это целая наука!

Переводчика Егор Ивашов усадил сбоку, рядом с собой, чтобы не отвлекаться на него и в то же время хорошо слышать. Сержант Масленников сел, по своему обыкновению, в уголке. Он считал, что со стороны всегда виднее.

Допрос младший лейтенант Ивашов начал, как и положено, с личных данных немца.

Итак, ефрейтор Ральф Херманн. Двадцать три года. Родился в городе Аугсбурге, расположенном на юго-западе Баварии, работал на машиностроительном заводе, который выпускал дизельные двигатели. В армию был призван в мае сорок третьего года. Службу проходил в одиннадцатом армейском корпусе, вновь сформированном в июле сорок третьего года и включенном в состав восьмой полевой армии генерал-полковника Отто Велера. Звание ефрейтора получил после прохождения кратковременных курсов.