Дело в том, что к расстрелу по законам военного времени приговаривают только тех, кого ловят прямо на месте преступления, но ты пойди, отлови грабителя, отобравшего хлебные карточки у ребенка или едва стоящего на ногах старика. Уже через полчаса никто и ничего доказать не сможет, а мне на такие правила наплевать и растереть. У меня свои правила, и все их здесь очень быстро усвоили. Тем более что «социалистическая законность» в отношении профессионального уголовного мира с нашим появлением сильно изменилась.

Мы никого не арестовывали и тем более не отправляли уголовников в штрафные роты – такую честь необходимо было заслужить. Просто резали их как скотину после жесточайших допросов и чистили, чистили, чистили от них город, выгребая из воровских притонов продукты, ценности, деньги и продуктовые карточки. Чтобы больше никогда в этом городе не было уголовной мрази. Чтобы она не возродилась.

Через несколько дней тяжелейшей кровавой работы ко мне подошел шатающийся от усталости, недосыпа и голода начальник одного из отделов уголовного розыска Ленинграда и сказал: «Ну ты и волкодав, «Лето»! Ты не удивляйся – тебя так твои бойцы зовут.

Слышал я по радио от Степаныча, как он рассказывал, что ты немцев ограбил, но не верил. Думал, что сказка это, чтобы народ повеселить, а теперь верю, что правда. С такими бойцами, как ты и твои ребята, мы точно немцев задавим, как уголовников у нас передавили. Теперь нам намного легче будет». И эти слова были самой большой мне наградой.

* * *

На фронт мы срочно уехали с подачи «Михалыча». Этого пятидесятидвухлетнего мужика мы нашли в запасном полку, где он был старшиной роты. Привел его ко мне «Хаски» и не прогадал. «Хаски» вообще не ошибается в подборе людей – как рентгеном их видит.

Я не хотел брать «Михалыча» в крайний рейд, но он настоял на своем участии, и я не пожалел ни разу. В рейде он был незаменим, а подготовка к самому рейду свелась к тому, что я свалил на этого хозяйственного мужика все организационные вопросы, и «Михалыч» взял в рейд даже то, чего не было в моем списке.

При выходе к нашим «Михалыч» опять отличился, вытащив на своем горбу раненного прямо на нейтральной полосе бойца – силы и выносливости у него на троих местных осназовцев, а умений – на десятерых. При награждении его медалью «За Отвагу» старый солдат надел своего «Георгия» четвертой степени.

Теперь «Михалыч» постоянно при мне. Сейчас я и не знаю, как мне удавалось раньше без него обходиться. Пару часов назад мой ординарец подошел ко мне и шепнул несколько слов, а я донес эти слова до «Лиса». Теперь мы едем проверять их. «Михалыч» тоже никогда не ошибается в людях.

Мы ехали в отдел контрразведки СМЕРШ двадцать седьмой армии[18], ведущей боевые действия в направлении на Шимск вдоль берега озера Ильмень. История, рассказанная нам, была мерзкая, и я не знал, что задумал «Лис». Его реакция на некоторые события непредсказуема, и что он может сплести, спрогнозировать никогда невозможно.

Историю рассказал «Михалычу» разведчик одной из дивизий двадцать седьмой армии. Старшего сержанта разведроты совсем недавно привезли прямо с передовой в госпиталь, и он, увидев «Михалыча» в характерном только для осназовцев комбинезоне, привлек его внимание. Рассказ касался задержанного за измену Родине и невыполнение приказа командования командира разведроты.

Тяжелораненый, скрипящий от дикой боли зубами, молодой парень должен был умереть еще в медсанбате, но его поразительная живучесть, крепкий организм и золотые руки замотанного фронтового хирурга вытащили парня с того света. Теперь он пытался вытащить с того света своего командира.

По рассказу старшего сержанта, попавшего в госпиталь с двумя осколочными и одним пулевым ранением, приказ замполита дивизии изначально был невыполним. Подполковник приказал переходить линию фронта в конкретном месте. На передовых позициях определенного пехотного полка, уперевшегося в сплошную линию обороны немцев.

Командир разведроты дважды пытался пробиться через немецкие траншеи, причем во второй поиск пошел сам, а потом просто отказался выполнять приказ старшего по званию, не желая бессмысленно гробить людей. Командира разведроты тотчас же арестовали и к невыполнению приказа автоматом прилепили измену Родине.

Теперь, с вероятностью в сто процентов, в контрразведке дивизии капитана раскручивали на сообщников, а значит, немного времени у нас есть. По рассказу сержанта, капитан Гринкевич был не только грамотным командиром, но и упертым по жизни мужиком. Поэтому сломать капитана за несколько дней контрразведчикам не удастся, а там уже и мы подтянемся.

Приехали мы в расположение штаба дивизии в одиннадцать утра и в доме, где располагался отдел контрразведки, сразу попали на допрос бывшего командира разведроты капитана Гринкевича. Зашли мы в кабинет капитана НКВД Мирдзина сразу всей толпой, и после предъявления верительных грамот начальник контрразведки дивизии стал сама любезность. Только не расшаркивался с поклонами.

Что сказать о допросе? Не умеют в этом отделе контрразведки допрашивать. Не умеют и учиться не хотят – долбят Гринкевича уже четверо суток, а он до сих пор на своих ногах стоит. Мальчишки «Егеря» и то профессиональнее бьют.

– Ну, что тут у тебя, капитан? – «Лис» согнал контрразведчика с его стула и сел во главе стола, пододвинув к себе состряпанное на командира разведроты дело. – Говорят, у тебя здесь какой-то стойкий оловянный солдатик прописался. Четвертые сутки его допрашиваешь, а результата все нет. Может, ты не свое место занимаешь? Может, сержанта твоего конвойного на твое место посадить?

Или ты по штрафному батальону соскучился? Могу тебя туда командиром взвода пристроить. Роту ты однозначно не потянешь. – «Лис» грозно посмотрел на мгновенно побледневшего контрразведчика.

Мирдзин чуть ли не с поклоном вручил «Лису» состряпанное на капитана дело, а я с изумлением смотрел на забитого, но не сломленного Гринкевича – он усмехался расквашенными в лепешки губами.

В то же время побледневший как сама смерть контрразведчик медленно приходил в себя, и лицо его стало покрываться красными пятнами, что выглядело достаточно забавно.

– Угу. Ага. Вон оно что! – непонятно комментировал «Лис», читая протоколы допросов.

– Скажи-ка мне, Мирдзин! Как давно ты уже в дивизии? – Вопрос застал капитана врасплох.

– А! М-м-м-м. С осени сорок второго, – невнятно пробормотал он, явно не понимая вопроса.

– Во-о-о! – лениво протянул «Лис», явно развлекаясь.

– А подследственный с зимы сорок первого, а сейчас зима сорок четвертого. И все это время изменник Родины находился в дивизии, и никто его не выявил. За три года он четыре раза был ранен, награжден орденом Красной Звезды и двумя медалями «За Отвагу», а ты задержал его одного. У него за эти три года не появились сообщники? – «Лис» взял паузу, пристально разглядывая местного особиста.