Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ВЫХОДЯТ ИЗ ВОД!
Вод=Река=Темза=Бездна=Ад.
На родине тоже не спокойно?!
Как так-то?!
Что за время то такое?
Смутное?
– Сестра Литиция! – как нельзя вовремя барабанят в дверь.
– Ну, что опять!?
– Вас просит подойти мать–настоятельница.
Да куда угодно! Лишь бы от этих мыслей.
***
Старушка Аврора начищает крест. Огромный и походу золотой. Потерев в одном месте, тут же проверяет работу на свет. Заметив меня, она не прерывает своего увлекательного занятия, но интересуется:
– Сестра Литиция, вы зачем всех подряд к нам тащите?
– Всего-то бедную женщину привел.
Что за наплевательское отношение к кадрам?! Стараешься, пропагандируешь их орден на лево и направо, а в ответ одни претензии.
– Она постоянно пьет.
– У каждого свои недостатки. Скажите спасибо, что не мужик.
– Сестра, Литиция! Я позвала вас серьезно поговорить.
– А сигарой угостите?
– Обнаглели совсем? – Аврора, наконец, откладывает крест.
– Верхний ящик стола, – подсказываю, нисколько не смущаясь.
– Откуда?! – кроме Жозефины, о том, что старушка Аврора смолит как паровоз, никто не знает. Со мной толстушка поделилась секретом за ночным жором. Строго между девочками. Директриса закатывает глаза, крестит меня и достает табачное изделие. – Ладно, держите. Вам может понадобиться.
Она ждет, пока я раскурю сигару, и удивляет:
– Приехал ваш муж. Он хочет вернуть вас в мир.
Вот мать, ты даешь! Тут не сигару, тут водочку предлагать надо.
– Я же монах. Монашка. Ай! Чёрт! На кой мне муж? – откашляться получается только на третьем слове. Туман перед глазами не рассеивается даже к концу фразы.
Аврора достает сигару и для себя:
– Не поминайте лукавого, сестра. Вы совсем не помните ничего?
Я пожимаю плечами. Что там сейчас будет? Слезливая история несчастной любви? Бразильская мыльная опера? Балет?
– Вы почти убили вашего законного мужа. Десять лет назад, – говорит старушка и выжидающе смотрит на меня.
Я театральную паузу игнорирую. У меня кусочек счастья дымится в ротовой полости. Не надейся, старушка.
Мне офигенно.
– И только отец Джонатан смог вас оправдать и добиться заключения в монастыре святого Павла. Вы с радостью направились на путь истинный, ни разу не оступившись и не…
– Да плевать. Сейчас же все нормально? – прерываю сеанс ностальгии. Вот теперь не жаль отца Джонатана. По заслугам получил. – Вы его послали?
Даже киваю утвердительно, подсказывая правильный ответ.
– Эдмонд будет ждать вас в часовне, сестра, – не проникается старушка. – Вам необходимо поговорить с ним и попросить прощение.
– Не хочу я с ним разговаривать!
– Вам не интересно, где он был все эти годы?
– Нет.
– Я понимаю, это больно. Возможно, имело место насилие. Вы нам не рассказали...
– Да вы же его уже допросили! Чего он там хочет?
Директриса мнется. Пускает три бублика дыма. Я пытаюсь повторить. Минуту мы соревнуемся в качестве дымных колец.
– Он открыл свое дело. Что-то с железными машинами. Разбогател. Говорит, что простил вас за все и сам просит прощение. Любые условия, взамен вашего возвращения.
– Как-то подозрительно.
Мать кивает. Сейчас она напоминает мафиози, решающего судьбу какого-нибудь неудачника. В данном случае: меня.
– Не помню, почему Литиция решила его замочить, но явно не от хорошей жизни. А люди не меняются. Пора мне, дорогая Аврора. Костик уже заждался! Устройте новеньких по высшему разряду, пожалуйста.
В коридор выхожу с тлеющей сигарой в руках. Не тушить же крупицу радости.
***
Ломаюсь я недолго. Если человек ждет тебя несколько недель в часовне, наверное, он что-то важное хочет сказать.
Или он упертый долбоёб.
И тут у нас, очевидно, второе.
Выглядит он, тощим и высоким. Огромный нос плавником выделяется на сухом, морщинистом лице. Мелкие черные глазки так и стреляют в предвкушении жертвоприношений.
– Говори, чего хотел и катись.
Мужик, как-там-его-уже-не-помню, со скрипом раскладывается в полный рост, становится еще выше и изображает радость. Улыбка меняет его лицо не в лучшую сторону.
– Добрый день, Литиция. Я хочу, чтобы ты вернулась бы домой. К детям.
Мать твою, я мать!
У меня и дети есть?!
– Не у тебя. К моим детям. От второго брака.
– Чего вдруг? Я теперь орёл вольный, мужьями не обременённый…
– Здравствуйте, сестра Литиция, – раздается над ухом подобострастный голосок, и меня ослепляет блеск железных зубов.
Неужели пришли? Какие ответственные разбойники!
Их главарь жмется к стене, всем видом демонстрируя покаяние. Оно глубже океана и попирает небосвод. Бандиты встают на колени.
Мне становится неудобно.
Я тут всего раз залпонул, а у меня уже количество фанатов в пять раз возросло.
Киваю на приветствие, чую преподобностью, что опять мне попадет от старушки Авроры. Эти то, тоже небось употребляют. И не только алкоголь.
– Да пребудет с вами сила! – благословляю новообращенных и утаскиваю мумию в самый дальний темный угол часовни.
– Прости, друг, но мы не сможем создать группу по интересам.
– Чего? – втягивает носом воздух не мой, не бывший не муж. Нос его при этом двигается отдельно от лица. И кажется, может запылесосить меня внутрь вместе с кислородом.
– Нам с тобой лететь разными рейсами, – поясняю для пережитков пирамидального общества.
– Чё?
– Инстограмм через плечо!
– Че?
– Дороги здесь наши расходятся! – я даже громче говорить начинаю. А то мумиё совсем засохшее попалось. – Прости, прощай. Не забывай.
Тут Тутанхамон хватает меня за накидку, тянет к себе и страшным голосом рычит:
– Хватит! Он приходил ко мне! Сказал, что ты мертва! Душа в аду, а тело гниет изнутри!
Худые люди, обычно, злые.
Знаю, предубеждение. Но оно подтверждается постоянно. И угли вместо глаз тому доказательство. Он же ненавидит монашку! Бедная девочка! Что ж ты его не добила? Таких нельзя оставлять за спиной, мстить начнут.
– Лапы убери. Тут церковь, а не пирамида Хеопса!