оборвалась, предоставляя присутствующим возможность додумать самим.

Напарник опешил:

– Ты чего сразу не сказал?! Давно бы придумали что-нибудь!

– Стыдился. Есть такие вещи, в которых не хочется признаваться даже себе.

– Ну и дурак…

Маша, понявшая из разговора друзей только про клаустрофобию – совершенно несвойственную домовым болезнь, взвилась, чувствуя, что некое, наверняка самое лучшее приключение может проплыть мимо неё:

– Я вам не мешаю?! Лишняя?! Вы меня зачем от дела оторвали? Жалобы послушать?! Идите к психологам или вон, подружкам своим жалуйтесь! Им ваше нытьё по статусу терпеть положено!

Переглянувшись, инспекторы принялись наперебой успокаивать кицунэ:

– Нет… Ну как ты подумать могла… Мы же просто…

Отходчивая и снедаемая любопытством девушка, для приличия поломавшись секунд тридцать, сменила гнев на милость:

– Так что там у вас?

С ролью рассказчика Антон справился великолепно. Иванов лишь пару раз вмешивался с, как ему казалось, нужными уточнениями в мелочах. Не упустили ничего. Раз уж просишь о помощи, то скрывать какую-либо информацию по делу – большое свинство.

Против ожидания, Маша повела себя рассудительно. Несмотря на всю её любовь к новому, к ярким эмоциям и водоворотам стремительных событий, она для начала уточнила:

– На какой глубине проходят трубы?

– Метра полтора – два, – прикинув, ответил Сергей. – Из одной стены выходят, в другую стену уходят. И там, и там – лежат в бетонных лотках. Человеку не пробраться.

– Я потому и хотел тебя попросить, – дополнил призрак. – Ты же домовая, в любую щёлочку проникнуть можешь. Вон, между стеной и холодильником у меня и рука не пролезет, а ты туда как по бульвару гуляешь. А до этого вообще, в вентиляции сидела…

Однако лесть прошла мимо ушек домовой. Она стояла задумчивая, привалившись плечом к стене и скрестив руки на груди. Серьёзная вся такая, со сжатыми в ниточку губами, чем немного пугала парней, привыкших к совершенно другой домохранительнице – весёлой и беззаботной, с неиссякаемым запасом хорошего настроения и добра для каждого.

– Может, тебе чаю сделать? – осторожно предложил Иванов, видя, что пауза затягивается. – Или вообще – ну их, эти коммуникации. Сами управимся. Наймём какого-нибудь домовика, он нам в два счёта все трубы оббегает…

Девичий взгляд сфокусировался на парне. Холодный, с крохотными льдинками в зрачках.

– Вряд ли, – обозначила своё отношение к возможности замены её на другого домового кицунэ. – Сильно сомневаюсь. Не любим мы подземелья. Там иногда такое водится, что… лучше не встречаться. В земле много тайн хранится, о некоторых желательно не знать. Никогда. Соображаете? Время не зря их скушало.

От таких заявлений друзьям стало не по себе.

– Достаточно просто сказать: «Нет», – попробовал мягко прекратить ставший натянутым разговор Швец. – Сами справимся. Действительно, зачем тебе ползать по темноте, мокриц считать? – при упоминании тёмных, неприятных даже на вид насекомых его передёрнуло. – Возьмём фонарь помощнее, посветим насколько мощности хватит и посмотрим, что там. А дальше по ситуации…

В подтверждение здравомысленности напарника Иванов энергично закивал.

Грустно улыбнувшись, Маша дала понять, что оценила заботу.

– Я не отказываюсь вам помочь. Обязательно помогу. Антон прав – мне в узких проходах всегда вольготно. И лучше, чем домовой, вам разведчика не найти. Просто… как бы это объяснить… будьте готовы к неожиданным результатам. Я не имею в виду ничего конкретно, – предупредила она вопрос Антона о таком осторожном подходе. – Тут, скорее, опыт веков. Я ещё маленькой слушала всякие страшилки от старших по поводу заброшенных колодцев и древних подземных ходов. Истории были разные, однако имелся у них один общих признак – не суйся. Чего только не находили… и потом забыть об этом старались. Для примера: один из деревенских домовых-погорельцев от безнадёги в соседний райцентр подался счастья искать. Обычный городишко, не лучше и не хуже прочих. Приглядел себе дом поприличнее, из старых. Вроде как его туда позвали… Неважно. В общем, когда осматривался – сунулся в подвал, а там дверь потайная и таким оттуда несло… что он бежал, не оглядываясь.

Швец, слушавший историю с неослабевающим вниманием, при таком «слитом» финале нарочито небрежно рассмеялся:

– А я уж думал что-то жуткое будет! Как в пионерлагере – чёрная рука твоего знакомого за штаны схватит или скелет говорящий выскочит!

Ненатурально посмеявшись вместе с призраком, Маша закончила:

– Вполне могло быть. Только домовой, о котором я сейчас рассказываю, мне знаком лично и никогда… Ты слышишь, никогда! – металлом лязгали слова. – Не был болтуном и трусом.

С удовольствием посмотрев на разом осёкшегося призрака, девушка деловито обратилась к Сергею.

– Мне фонарик понадобится, крест твой служебный и пять минут на подготовку. Вдруг там ещё одна тучка сидит, меня поджидает?

Об этом никто из инспекторов не подумал, и они снова пожалели о том, что впутали домовую в свои дела. Швец вообще схватился за свою гриву, бормоча ругательства в собственный адрес. Но отступать было уже поздно.

– Нормально всё пройдёт, – Маша подмигнула присутствующим. – Я же не дура. Если что-то не понравится – убегу. Да и поймать меня ещё суметь надо.

***

– Это здесь? – домовая с подозрением смотрела на кусты, за которыми скрывалось последнее пристанище бомжа Калиниченко.

– Там, – указал Сергей вглубь листвы.

– Воняет, – раздражённо заметила будущая исследовательница подземных коммуникаций, морща нос и стреляя глазами в сторону разрушенного гаража. – Что за народ? До дома донести не в состоянии…

Оба инспектора принюхались. Пахло действительно… не очень. Однако воняло из-за закрытой дверцы или из-за полуразрушенной кирпичной стены – они определить затруднились. Похоже, амбре накладывалось на амбре, чудесным образом создавая неповторимый и въедливый аромат, способный отпугнуть любого прохожего.

– Ну а что поделаешь? – риторически вздохнул Иванов и первым полез к дверце. – Тепло. Лето на носу…

За ним последовали и домовая с призраком, каждый по-своему. Антон включил нематериальный режим, чтобы не портить одежду о ветки, а девушка словно просочилась между листиками. Сергею оставалось только завидовать – пока пробирался, дважды поцарапался о незаметные шипы или колючки. И как сюда покойный пробирался?

В тепловой камере с момента последнего визита напарников ничего не изменилось. Грязь, рваньё, ржавчина. Только вонь от переваренного нежитью мужичка стала настолько сильной, что у всех троих заслезились глаза. Наступающая жара заставляла портиться даже испорченное.

Кицунэ, критически посмотрев в распахнутую дверцу, скинула с себя свободное, мешковатое платье, оставшись в обтягивающих чёрных штанишках и выгодно сидящей водолазке того же цвета. Единственное, что осталось неизменным – вязаная шапочка, скрывающая лисьи ушки.

– Держи, – бережно и быстро скрутив одежду в компактный рулон, она протянула свёрток Иванову.

Тот суетливо, скрывая нервную дрожь, принял почти невесомую ткань, комкая, засунул платье в сумку, чем вызвал вполне обоснованное недовольство девушки.

– Что же ты делаешь…

Чертыхнувшись, инспектор виновато потупился. Ему сейчас было не до тряпок.

– Маш, может, ну его? – в неизвестно какой раз за последние два часа заканючил Серёга, абсолютно не пытаясь скрыть волнение. – Давай мы сами. Я Антохе пендель волшебный дам, он быстрее пули всю городскую канализацию прошерстит.

При упоминании о такой перспективе призрак побледнел, после покрылся мурашками, однако поддержал друга, мечтая сгореть от стыда.

– Он прав. Машуля, погорячился я. Глупость спорол. Не лезь.

– Ценю, мальчики, ценю, – ласково улыбнулась обоим домовая. – Но вы приняли правильное решение. Мне там удобнее будет. Я, если что, и убежать смогу, и увернуться. Не бойтесь. Фонарик давайте.

Почти трясущимися руками, повторно смяв платье, Иванов достал только что купленный в магазине туристических товаров налобник. По заверению продавца данное светило должно было прослужить минимум неделю без подзарядки, а судя по цене, которую пришлось заплатить – месяц.

Разобравшись с резинками, Маша пристроила пластмассовую коробочку со светодиодами поверх шапочки.

– Крест давай…

Реликвия немедленно ткнулась ей в ладонь. Покрутив увесистый металл в руках и зажав четырёхконечный символ веры наподобие кастета, исследовательница выдохнула, пару раз присела, разминая ноги и безбоязненно спрыгнула в бетонный короб.

Отошла в сторону. Парни спустились следом.

Дышать внутри было решительно невозможно. Пришлось зажимать руками носы, втягивать воздух исключительно ртами, прогоняя подступающую с каждым вдохом тошноту и с ужасом осознавать, что запах тухлятины чуть ли не к зубам прилипает.

Щёлкнул переключатель налобника, камеру озарило неживым, белым светом, ярко освещая серые, в грязных разводах и матерных надписях, стены.

– Не наврал торгаш, – просто чтобы не молчать и разрядить