– Тогда так, – велел Мюллер. – Скомандую «мочи!» – бей,Штыка первого.

В тот раз Серега чуть не запалился.

К разговору он почти не прислушивался, ждал команды. Честноговоря, хотелось еще раз свой «токо-так» проверить.

Штык на него косился с опаской, быки тоже глаз не спускали.Это было приятно.

Но когда перетер сорвался на базар и Мюллер крикнул: «Ахтак? Мочи их, Серега!» – ничего не произошло. Сердце не проснулось, по-прежнемуотстукивало размеренное «то-так, то-так».

Понял Серега, в чем дело, да поздно. Очень уж он в себеуверен, страха нет. А без испуга «токо-так» не заработает, как мотор без искры.

Размахнулся он, чтоб Штыку в харю дать, но слабенько – тототпрыгнул и как заорет:

– Пацаны, ставь их на ножи!

Трое выхватили железки, кинулись к Сереге. Вот тут-то егодвигатель с перепугу и завелся. Можно сказать, с пол-оборота.

Токо-так, токо-так, токо-так!

Дальше просто. Накостылял всем восьмерым, меньше минутыпонадобилось. Потом погнался за Штыком, который улепетывал во все лопатки всторону проспекта. Старался, бедный, локтями отмахивал, и далеко успел отбежать– метров на двести. Только Серега при своем «токо-таке» его в два счета настиг.Подсек по щиколотке, наддал по загривку, и старшой «вокзальных» приложилсямордой об асфальт. Дронов его ногой прижал, чтоб не дергался, и держал так,пока Мюллер подойдет.

Пульс у Сереги уже вошел в норму, и Штык, если б захотел,мог легко высвободиться. Но откуда ж ему было знать? Лежал смирно, нешевелился.

И когда Мюллер ему объяснял, какой теперь в Басманове будетпорядок, Штык не спорил, помалкивал в тряпочку.

Не стерпел только, когда группенфюрер сказал:

– Будешь мне от своих дальнобойных дел по два хруста внеделю отстегивать.

– Ты чего? – прохрипел Штык из-под Серегиного ботинка. – Подва не смогу, мне еще с московскими делиться. Сотню куда ни шло.

Они стали торговаться, а Сереге сейчас было не до бабок.Сильно напугался, что костольеты его когда-нибудь возьмут да подведут.

Короче, занервничал Серега. И ходил сам не свой несколькодней.

Спасибо, случай помог.

Пришивал он себе пуговицу и загнал иголку под ноготь. Больно– жуть.

Вдруг костольеты сами по себе, безо всякого испуга, какдали: токо-так, токо-так, токо-так!

И Серега сделал важное открытие: в скоростной режим можнопопасть не только от страха, но и от боли.

А потом оказалось, что можно обойтись и без боли. Выяснилосьэто на общем стыке, куда Мюллер собрал всех басмановских бригадиров – про НовыйПорядок обшуршать. Серегу, понятно, прихватил с собой, а тот, не будь дурак,спрятал в воротнике иголку. Если будет заваруха, ткнет себе под ноготь, и тогдаему никто не страшен.

И возник на стыке момент, когда показалось, что сейчаспойдет всеобщее мочилово.

Пока Мюллер про свой Новый Порядок лепил – пробригаденфюреров, еще про какую-то фрицевскую фигню, его спокойно слушали. Когдасказал, что надо с городского рынка «неарийцев» гнать, даже горячо поддержали,и Тюха, бригадир, то бишь бригаденфюрер «тельмановских», крикнул, не расслышав:«Давно пора азерийцов этих носатых на бабки ставить, а то жируют, на „волгах“ездеют!»

Но потом группенфюрер наехал на Штыка, и тут запахлозаморокой.

– С дальнобойными, – сказал, – хочу сам работать. Сведешь.

Штык побелел весь:

– За горло берешь?

Встал, и вместе с ним поднялись трое быков, кого он с собойпривел.

Серега тоже вскочил, но сердце у него само частить незахотело, пришлось иголку вынимать. Однако стоило поднести ее к пальцу ивспомнить, как это больно, когда кончиком под ноготь, – и пульс взорвался,застрочил, как бешеный.

Тогда обошлось без махалова. Поглядев на Дронова, молчавставшего за спиной у группенфюрера, Штык скис, сел на место.

С того случая иголка для Сереги стала самой что ни на естьнеразлучной подругой, никогда с ней не расставался. Если в речке купался – вплавки втыкал.

Шел, значит, Серега вечером вдоль железки один. От Нежданки,где у Мюллера теперь «бункер», домой. Место глухое, почти никто не ходит,особенно после темноты, а ему-то кого бояться?

Вдруг сзади шорох. Обернулся – от забора две тени. Посмотрелна них спокойно, подождал, пока подойдут.

Штык это был и с ним какой-то парень, на вид лет двадцатипяти. В джинсовом костюме, американской кепке с дурацким длинным козырьком.Когда они приблизились, оказалось, что лицо у парня плоское и почти безгубое, авзгляд неподвижный, немигающий.

Нисколько Серега не испугался. Даже в голову ничего плохогоне пришло. Не сдурел же Штык на него, Серегу Дронова, всего с одним быкомпереть?

Догадался: покупать будет.

Став при Мюллере наипервейшим бригаденфюрером, Серегаполучал по сотне в неделю. Приоделся, мамке одёжи накупил, стал нацеливаться намотоцикл «урал». Но Штык от шоферюг, которые в Москву левый товар гоняют,совсем другие бабки имел. Мюллер говорил – тыщи.

Не то что Серега сдал бы кореша за штуку или даже за две, нолюбопытно стало, сколько предложит?

Только Штык нисколько не предложил.

– Этот? – спросил его плосколицый.

– Этот. Нет его – и геморроя нет. Без него Мюллер – дырка отбублика.

Тогда Серега посмотрел на парня повнимательней. Говор у тогобыл московский, врастяжку. Но не в говоре дело. Глаза страшные. Как две черныедырки.

От одного этого взгляда, безо всякой иголки, у Сереги режимвключился.

Москвич не спеша (хотя на самом деле, наверно, одним быстрымдвижением) достал из кармана тяжелую черную штуку.

Пистолет! Настоящий!

Стал поднимать.

Только увидев, как палец жмет на крючок, а дуло изнутриозаряется пороховой вспышкой, Серега проснулся и дернулся в сторону.

Выстрела он почти не слышал (по железке как раз грохоталгрузовой состав), лишь мимо уха просвистело.