И Гиллард увидел ее.

Она грациозно вылилась из темноты, тоненькая, гибкая, как ивовый прутик; сделала шаг навстречу. И, невзирая на то, что одежду составляли полуистлевшие лохмотья, сквозь которые просвечивала молочно-белая кожа, она была красива.

Не по-людски красива.

Как прелестная фарфоровая статуэтка, мысль о прекрасном, застывшая навеки.

Розовый свет огонька скользнул по длинным черным волосам, распущенным по узким плечам, стыдливо задел обнаженное бедро… Кокон, сплетенный из молний, жег руку, но Гил медлил.

Те твари, убитые им, были просто чудовищами, сотворенными в лабораториях Магистра. А эта… была… человеком?..

– Н-не подходи, – прошипел Гил, поднимая руку. Заклятье едва держалось на кончиках пальцев, неосторожное движение – и сорвется, прямо в незащищенную грудь незнакомки.

Она усмехнулась, но не остановилась.

– Не убивай меня. У тебя еще много времени. И ты… ты так хорош собой, и так молод…

– Что тебе нужно? – рявкнул Гил, пятясь. Ох, дурак, дурак… сейчас бы бросить в эту странную девушку заклятьем, а там – будет видно, опасна она или нет…

– Поговорить, – обронила девушка, – всего лишь поговорить. И я… не сделаю тебе ничего дурного.

– Почему же ты тогда здесь? – Гиллард понимал, что зря слушает все эти увещевания, но отчего-то не решался убивать.

– По воле магистра.

Гил моргнул. Может быть, чуть-чуть опустил руку с подготовленной молнией. И в этот миг последняя тварь прыгнула, размазавшись в полумраке.

Удар в грудь. Злая, неожиданная боль в затылке. Молния с треском ушла в потолок, а страшные, голодные глаза оказались совсем близко.

Гил дернулся, пытаясь освободиться, но не тут-то было.

– Успокойся, – пропело кошмарно создание, – успокойся…

Ее глаза… Яркие, как драгоценные сапфиры, переливающиеся всеми цветами радуги… В них так легко увязнуть, забыть себя, забыть прошлое, жизнь…

Гил и сам не понял, когда перестал сопротивляться. Он безвозвратно тонул в ярких голубых волнах, и ему казалось, что он погружается в синеву летнего неба, что земля больше не держит тело, и он летит, летит…

– Мой прекрасный принц, – прошептала темная нелюдь, – я подарю тебе покой. Ничего не бойся.

Кажется, он хотел что-то ответить, но уже не смог. Плыл беззаботно по небу, навстречу яркому, теплому солнцу, а где-то внизу, сквозь дымку виднелась старая груша.

… Он пришел в себя от острой, тянущей боли у основания шеи. Ощутил вялое сожаление о несбывшемся красивом сне, где было так легко и спокойно. И только потом понял, что произошло на самом деле.

Ох, дураком был, дураком и остался. Ничуть не повзрослел. Дал высшей вампирессе очаровать себя, поддался на уговоры… А потом… что случилось потом? Выходило так, что она сама отпустила его, позволила жить, хотя по всем сведениям о высших не должна была этого делать.

Гиллард пощупал горло; на пальцах осталась липкая кровь. Странно… Он даже не испугался происшедшего, ведь поздно бояться, когда все мелькнуло, пролетело мимо. Но почему, во имя небес, тварь оставила ему жизнь?

От стены отлепился тонкий силуэт. В трепещущем свете огонька казалось, что нелюдь дрожит всем телом. Тонкий, изящный палец пронзил воздух в направлении заветной друзы.

– Забирай – и возвращайся, – прошептала она, не обращая внимания, что Гил пытается побороть слабость и отползти подальше.

– Н-не приближайся, – прохрипел он, поднимая руку. На пальцах заплясали огоньки, но – увы, увы… совсем слабенькие. Такими и кошку не испечешь, не говоря уже о высшей.

– Возьми доказательство и убирайся отсюда, – зло прошипела нелюдь, – я… я знала твою мать.

– Что?!!

Новость оказалась столь ошеломляющей, что Гиллард позабыл и о хрустале, и об испытании, и о том, что эта красотка едва не загрызла его… В самом деле, не часто можно услышать от вампирессы, да еще высшей, что она знавала твою матушку.

– Ты оглох? По-моему, я говорю достаточно громко. Иди, иди наверх. Пока я не передумала.

– Ты знала мою мать, почтенную жену портного?

Вампиресса фыркнула.

– Не строй из себя дурачка, Гиллард Накори. Или ты думаешь, что именно от добропорядочных горожанок, женушек мастеров ножниц и иголки, на свет появляются маги?..

Повернувшись к нему спиной, словно знала, что маг не ударит заклятьем, она пошла прочь и вдруг исчезла. Словно утонула, растворилась во тьме.

Гил поднялся, пошатываясь, двинулся следом. Где-то должна была быть потайная дверца, сквозь которую улизнула смертоносная красавица… В конце концов, сколько можно его водить за нос?!! Сперва намеки магистра, затем – вампирессы… И кто, скажите на милость, знает всю правду?

Он обошел всю комнату, но ничего не обнаружил. Оставалось думать, что нелюдь строила свои собственные пространственные коридоры (что казалось почти невероятным), или же лаз был слишком хорошо замаскирован.

Гил вернулся к тускло сияющей друзе.

Что ж, теперь он – полноправный маг. И ему открыты все двери в пределах Закрытого города.

* * *

…Как выяснилось, Гиллард ошибался. После того, как Магистр вручил ему грамоту истинного мага, не изменилось ровным счетом ничего. Каждый новый день повторял предыдущий: подъем, утренняя медитация, завтрак, изучение архивов Закрытого города, обед, разработка собственных взаимодействий, ужин, вечерняя медитация. Изредка молодому магу дозволялось покинуть пределы черных стен, и даже без сопровождения наставника, но причиной тому было отнюдь не возросшее доверие к скромной особе Гила, а то, что, получив грамоту, он шагнул на одну ступень с теми, кто ранее учил его. А недоступные прежде двери так и остались плотно сомкнутыми в угрюмом молчании. Иной раз Гилу казалось, что открываются они только для разделяющих бремя, этих странных, словно немых, магов высшей ступени. Их и было-то всего два десятка, бессловесных особ, приближенных к Магистру; среди учеников ходили байки о том, что это – самые могущественные маги империи, но за свое могущество им пришлось заплатить великую цену. Что это была за цена, никто, естественно, не знал; единственное, что приходило Гилларду в голову, так это обет молчания – за все годы, проведенные в Закрытом городе, он ни разу не услышал, чтобы кто-нибудь из разделяющих бремя обронил хотя бы слово. Их лица были всегда слишком бледны, а взгляд обращен вдаль, словно видели они что-то, недоступное прочим.

В самый первый вечер, когда от Магистра пришло разрешение покинуть на несколько часов Закрытый город, Гиллард отправился проведать родителей. Ему хотелось вновь очутиться в своей тесной спаленке, пропитанной запахом лаванды, посидеть на краю постели, щурясь на огонек свечи – маленькую золотистую звезду, опустившуюся на восковой пьедестал. И если бы отец дал ему в руки ножницы и приказал раскроить сорочку, Гиллард был бы счастлив.