Гном, на правах предводителя компании, широко улыбнулся:

– Поляна накрыта. Присоединяйся!

Подойдя к столу, похожему на окрашенный зеленой краской гроб, спецназовец спросил:

– Гном, твоя затея?

– Моя, – ответил тот.

– А не много ли водяры на четыре рыла? – с ехидцей поинтересовался Шваб.

– В самый раз. Даже боюсь, что добавку придется искать, – почувствовав неладное, насупился Гном.

Он встал перед напарником и расправил плечи. Настроение у Гнома было переменчивым, как погода в Уральских горах. Остальные с интересом наблюдали за развитием конфликта.

Лицо Шваба оставалось безучастным, как у хорошего игрока в покер.

– Значит, ужраться решили, – произнес он.

Стоявший напротив Гном заревел:

– Ты че, права качать вздумал? Без году неделя чеченскую грязь месишь, а уже большим командиром себя возомнил?

Оставаясь по-прежнему невозмутимым, Шваб ответил:

– Вообще-то, меня Вепрь старшим назначил. И насчет выпивки указаний не давал. Может, тебя, Гном, отдельно проинструктировали? Ты так и скажи.

Смущенный ледяным спокойствием литовца, спецназовец невнятно пробормотал:

– Ладно, хорош наезжать! Тут же детская доза. Посидим маленько, поговорим по душам, расслабимся. На войне без этого дела, – он выразительно прищелкнул сложенными щепотью пальцами возле горла, – никак нельзя. Крышу снести может.

Шваб продолжал издеваться над здоровяком:

– Так это лечебное мероприятие? Сеанс коллективной психологической разгрузки? А я-то, тупой прибалт, не догоняю фишки. Думаю, Гном обыкновенное бухлово замутить решил. А тут все по-научному, как в аптеке.

Сообразив, что над ним откровенно потешаются, Гном вновь заревел:

– Так и знал, что ты бухтеть начнешь. Не можешь по-человечески с братьями посидеть? Обязательно выпендриться надо? Это у вас, прибалтов, в крови. Европейцы сраные, фашисты недобитые! Шваб, ты чего в России остался? Сидел бы сейчас на берегу моря, кильку ловил. А может, поехал бы к америкосам в академию учиться. Пиндосы теперь вашего брата шибко уважают – мундиры старые присылают.

Не выдержав несправедливых обвинений, в разговор встрял механик-водитель Ступа, в чьих жилах имелась изрядная примесь украинской крови:

– Ты, Гном, пургу не гони. За такие слова по сопатке можно словить. Шваб не хуже тебя за Россию воюет. Помнишь, как он месяц назад снайпершу завалил? А она, между прочим, из его краев была…

Перегнувший палку Гном хмуро буркнул:

– Снайперша национальным флагом не размахивала. Откуда Шваб знал, что она из Прибалтики. Просто вставил пистон суке, прежде чем та его замокрила. Понял, адвокат бандеровский?

Оскорбленный потомок запорожских казаков взвился:

– Ты, Гном, от безделья совсем ох…л. Тупишь по-крупному. Шваба ни за что обложил. Теперь на меня набросился. Может, выйдем, перемахнемся один на один. Разберемся с национальным вопросом как настоящие мужики. А то мне от твоих речуг блевать хочется.

В палатке назревал крупный конфликт.

Атмосферу неожиданно разрядил Шваб. Он обнял здоровяка за плечи, подмигнул раскрасневшемуся механику и притворно мирным голосом произнес:

– Ладно, ребята, хорош гоношиться. Лучше сходите к поварятам – у них в заначке бочка соленых огурчиков имеется. Я точно знаю. Тряхните кашеваров, авось и нам деликатесов обломится.

Неожиданное предложение застало Гнома врасплох. Он и сам уже искал удобный выход из сложившейся ситуации. Расплывшись в улыбке, Гном хлопнул напарника по плечу:

– Дело говоришь. Я мигом к поварятам сбегаю.

– Только не реви там как носорог, которому яйца оторвали, – загадочно улыбаясь, сказал Шваб.

– Все по-культурному сделаю, – ухмыльнулся здоровяк.

Когда он ушел, Шваб под благовидными предлогами выправил из палатки остальных.

Оставшись один, он аккуратно скрутил у всех бутылок пробки. Поставив бутылки в ряд, Шваб достал из-под нар вещмешок, а из него пучок серебристых цилиндриков с длинными разноцветными проводами. Мурлыча под нос какую-то песню, спецназовец опустил цилиндрики в несколько бутылок. Затем он распрямил проводки, зажав их в ладони левой руки. В правой же руке у Шваба оказалась обычная батарейка. Усевшись возле стола, он принялся ждать возвращения сослуживцев.

Гном вернулся недовольным. С порога он заявил:

– Наколол меня. Никаких огурцов у кашеваров нет. Я все обыскал.

– Плохо искал, – распрямляя оголенные концы проводков, усмехнулся Шваб.

Заметив странные действия, здоровяк напрягся.

– Ты чего удумал, ирод? – предвидя непоправимое, прошептал он.

Остальные спецназовцы, выглядывавшие из-за широкой спины Гнома, давились от смеха. В бутылках покачивались цилиндрики электродетонаторов.

– Шваб, будь человеком! Не глупи, – молитвенно сложив руки, произнес здоровяк.

Но оставленный за старшего спецназовец был неумолим. Все с тем же невозмутимым лицом он соединил первую пару проводков с полюсами батарейки. Раздался хлопок, и бутылка разлетелась вдребезги.

– Приказы надо выполнять. Иначе армия превратится в стадо орангутанов, – назидательно произнес Шваб, поднося следующую пару проводков к источнику тока.

Водка растекалась по столу, насыщая собой разломанный хлеб, и скапливалась озерцами возле банок.

– Остановись! – стенал Гном.

За хлопком следовал хлопок, а за ними раздавался звон разбитого стекла.

Шваб уничтожал спиртное с методичностью палача. Ошалевший от такого невиданного зрелища, Гном хватал ртом воздух, напоминая выброшенную на берег рыбу. Иногда он находил в себе силы, чтобы прошипеть:

– Нет, Шваб, ты не русский человек. Русские так не поступают.

– Я солдат специального подразделения, – с важностью отвечал прибалт, осуществляя очередной подрыв.

Когда ряд бутылок поредел, Шваб остановился. Он осмотрел стол оценивающим взглядом, отложил батарейку, встал и, взяв со стола оставшуюся тару, вручил ее Гному.

– Это тебе для снятия стресса. Индивидуальная доза, – профессорским тоном произнес он.

Дико вращая глазами, пулеметчик взял бутылки и с размаху хрястнул их о край буржуйки, стоявшей в центре палатки.

– Я же для всех старался! – чуть не плача выкрикнул здоровяк, выбегая из палатки.

Подошедший к Швабу механик пробормотал:

– Ну ты и учудил. – Сделав паузу, он извинительно добавил: – Может, того, ты напрасно так круто разрулил. Гном до слез обиделся. Он ведь действительно ради всех напрягался.

Шваб обернулся. Заглянув в лицо другу и таинственно подмигнув, он сказал: