Каплей в этой бурной реке был и Давид Аксельман. Годы шли, жизнь уходила, надежды на улучшения в СССР рухнули. Власти опять стали «закручивать гайки». Только на этот раз, не в угоду идеологии, а на потребу пещерному антисемитизму. Давид устал бороться с Голиафом. Он решил уехать.

Связь с американскими родственниками Аксельман поддерживал всегда. Поэтому получить вызов в США не представляло большого труда. Начались сборы и оформление документов на выезд – процесс, достойный отдельного рассказа. Дочь Аксельмана с мужем и детьми жила в Харькове. Там они начали параллельную процедуру. Младший сын Давида Яковлевича, Миша, уезжал вместе с родителями. Одаренный с детства и достигавший всего легко, Миша, был разбалованным парнем. Родители, сами испытавшие в молодости голод и нужду, одевали его с иголочки, и не отказывали ему ни в чем. Правда, его отец старался быть иногда с ним суровым. Но очередные успехи в учебе и спорте растапливали эту суровость, как весеннее солнце снег. Мишка был светлым человеком. Его невозможно было не любить. Прощалось ему всё. Даже игра в карты.

В Одессе этот грех был, к сожалению, не редкостью. Большинство картежников были евреями. И так было всегда. В конце концов, всякий волен был использовать свои способности, как ему угодно. Но в советские времена карточных игроков подстерегали две большие опасности. Первая из них – долги. За них могли убить. Вторая заключалась в том, что за игроками внимательно следила советская власть. И не вся власть, а только не лучшая ее часть – карательные органы. Азартные игры преследовались по закону. Формально, следствие по делам об организации азартных игр вело МВД. Но на деле к профессиональным картежникам проявлял интерес всемогущий КГБ. Объяснялось это несколькими причинами. Одна из их числа – деньги. Государство интересовало, у кого они есть, и откуда. Ведь в игре вращались большие суммы, а людей, обладающих ими в СССР, официально было немного. Высокопоставленные партийные функционеры и их дети, элита творческой интеллигенции, вот, пожалуй, и все. Неофициально к ним примыкали подпольные цеховики и профессиональные картежники. В карты эта публика играла в среде себе подобных. Но профессиональных карточных игроков приглашали все. Они кочевали по стране. Лето проводили в Сочи, межсезонье – в Москве.

Во время игры и в ее перерывах, люди разговаривали. И это была вторая причина пристального внимания Комитета. Его очень интересовало, кто участвовал, и о чем говорил. Суммы выигрышей и проигрышей интересовали их меньше. Среди участников таких встреч, агентов КГБ хватало. Но наиболее объективную информацию «контора» могла получить только у приглашенных, профессиональных игроков. Для этого их нужно было завербовать. Делалось это просто – за ними какое-то время наблюдали, а потом брали с поличным. На допросе следователи вели себя с ними вежливо, и предлагали выбор: либо конфискация денег и тюремный срок, либо – сохранение денег и продолжение «трудовой» деятельности. Взамен требовалось немного – сотрудничество с КГБ. Большинство выбирало именно это. Комитет им содействовал и даже поставлял клиентуру. Заработки у «игровых» росли, и безопасность гарантировалась. Наступала почти райская жизнь! «Почти», потому что всё было бы неплохо, если б жульничать в игре, не было запрещено. Это отравляло всю атмосферу. Адские муки испытывал профи. Как хотелось ободрать «упакованного пупса»! Но, нельзя! Заратустра не позволял. Сказывалось это и на заработках, однако жизнь стоила того. Ведь, жадность фраера сгубила. А они были не фраера. Творческая мысль искала решение не долго, и выход был вскоре найден. Карточные шулеры отводили душу и пополняли свой бюджет в играх, не санкционированных государством. Одной из жертв такой игры и стал Миша Аксельман.

Когда сын проигрался впервые, Давид Яковлевич задействовал свои связи, и конфликт с долгом был улажен. Состоялся бурный разговор. Миша дал слово отцу больше не играть. Но к тому времени младший Аксельман уже попал в поле зрения настоящих игроков и их покровителей. Как-то к нему зашел старый друг, и предложил сыграть в кампании приятных людей. Миша поначалу отказывался. Ссылался на обещание, данное отцу. Друг не настаивал. Он только заметил, что приятные люди – новички, богатенькие лопухи из Москвы. Можно отыграть за их счет все старые долги, да еще и заработать. Дело стало решенным. Назначили время, место, и игра началась. В ее начале Миша крупно выигрывал, и готов был уже уйти. Но гости захотели отыграться, а отказывать в этом не принято. Игра возобновилась. Очень скоро Аксельман стал догадываться о том, что гости не такие, уж, и лопухи. А вскоре он понял, что игра – вообще ловушка. Но к тому моменту проигрыш составлял уже порядка 10 тысяч рублей. Автомобиль «Жигули» в то время стоил около 5,5 тысяч рублей. Игроки разошлись. Долг следовало отдать в течение трех дней.

Начались поиски денег. Отцу Миша ничего не сказал. Знакомые готовы были помочь ему, кто чем. Но такую сумму за три дня было найти невозможно. Миша попросил у кредиторов отсрочку. Гости согласились. Они в Одессе еще побудут пару дней. Но их пребывание связано с расходами. Поэтому, если Аксельман готов эти расходы взять на себя, то они готовы подождать. Миша согласился. Расходы гостей были скромными, и долг за неделю возрос вдвое. Денег не было. Накануне дня расчета Мишу предупредили о том, что ждать более не могут. Выход не просматривался. Мишу избили. Вечером того же дня, в квартиру Аксельмана пришли гости. Они разговаривали тихо, но у Мишиной мамы случился инфаркт.

Возможно, Давид Яковлевич уладил бы это дело еще раз. Но к тому времени семья уже получила разрешение на выезд из страны. Была указана дата, и изменить её не представлялось возможным. Квартира была сдана государству. Имущество продано и раздарено. Деньги переправлены в Штаты. Продать больше было нечего. А долг все увеличивался. Накануне дня отъезда Миша прогуливался с невестой по Проспекту Мира. Недалеко от ресторана «Киев» к ним подошли двое подростков. Один из них о чем-то спросил Мишу. Разговор пошел неторопливый. Вдруг подросток резко нанес ему сильный и точный удар ножом. Миша пошатнулся и упал. Нападавшие скрылись.

Миша Аксельман умер в больнице, вечером того же дня, не приходя в сознание. Удар пришелся в сердце. Он должен был уехать с родителями поездом на Москву, вечером дня следующего. Заниматься похоронами оказалось некогда, и некому. Давид Яковлевич слег, мама Мишки не отошла еще от недавнего инфаркта. Похоронить человека в те времена было непросто. А в обстоятельствах семьи Аксельман, просто невозможно. На просьбу продлить время пребывания в СССР еще на несколько дней, ОВИР ответил отказом. КГБ вообще не ответил. Но похороны состоялись в первой половине дня отъезда. Все сделали друзья и знакомые. На вокзал Аксельманы уехали с кладбища. Туда подъехало несколько машин милиции, были видны и люди в штатском. Проститься и с мертвым, и с живыми пришли сотни людей. Это была трагедия. Трагедия не только одной семьи. Это была трагедия поколения.

На перроне вокзала было не продохнуть. Каждый считал своим долгом пожелать Давиду Яковлевичу всего наилучшего на новом месте. Хотя, что им уже тогда было нужно наилучшего? Ничего. Любимого сына нет! Ради чего жить? Люди уезжали навсегда. Никто не верил в то, что может быть, еще увидимся. На вокзальных прощаниях всегда была обстановка похорон. А в тот день, это было буквально. Мои родители решили быстро попрощаться, не тянуть, и уйти. Чтобы не рвать сердце ни себе, ни людям. Хватало кладбища. Папа подошел к Аксельману, пожал руку, и молча обнял. Неожиданно глаза Давида Яковлевича, до того полные безразличия, ожили. Он посмотрел на отца и тихо сказал: