а в висках пульсировали отголоски прошлых событий.

Фил сел и полез в карман джинсов. В последнее время он стал замечать, что таблетки не спасают. Релакс наступал гораздо медленнее и теперь, чтобы «догнаться», требовалась не одна, а сразу две «куколки». Чёрт, что за?.. Он ведь не наркоман! Это так, для фона и от дурных мыслей.

Фил закинул «куколки» под язык, выключил аудиосистему и лёг в надежде забыться сном. Веки сомкнулись, и мысли разбежались как муравьи, но долгожданное спасение не наступало. «Систола-диастола, систола-диастола…» — считал он сердечные толчки. Ему почудились шаги за стеной, в белой гостиной. «Белая» — так называли в семье Полянских зал, в котором мама проводила большую часть времени. Там всё осталось нетронутым после её смерти: белый ажурный фарфор в антикварном шкафу, белый немецкий рояль и шаль из тончайшего кашемира, нечаянно слетевшая с женских плеч на подлокотник одинокого кресла. И затёртый до дыр томик Анны Ахматовой с закладкой на странице любимого стиха: «…не пастушка, не королевна и уже не монашенка я…»

Иногда в отсутствие отца он заходил в мамину обитель, садился за рояль, закрывал глаза и осязал её присутствие. Слишком реалистично, слишком живо. В тот самый, последний раз перед поездкой она стояла в дверях прихожей и так на него смотрела. И было в этом взгляде столько любви и обожания, столько тепла.

«Можно, я обниму тебя, сынок? На прощание?» — с мольбой и нежностью прошептала она.

«Нет», — огрызнулся он. Тупой, тупой подросток…

Она, огорчившись, едва заметно улыбнулась, а по щеке скатилась слеза. И что-то ёкнуло в его груди тогда, словно кольнул осколок стекла, но он отмахнулся от мрачных мыслей и вышел из дома, с силой захлопнув дверь. Если бы Фил знал, что тот диалог будет последним, а мамины глаза, такие ясные и искрящиеся любовью, будут преследовать его долгие-долгие годы.

Друзей он в дом не водил. Не то чтобы отец был против — сам не терпел посторонних. Однажды, в самом начале знакомства с Максом, они ввалились в квартиру весёлой компанией с девчонками и гитарами.

— Круто тут у вас, — присвистнул Макс, бегло оглядев интерьер квартиры. Год назад он приехал в Москву из Ростовской области и поначалу жил где придётся.

Музыка гремела басами, вино текло рекой, парочки уединялись в отцовской спальне, но Фил был в прострации, он кайфовал. Наконец-то дом Полянских ожил и гудел как улей, даже соседка снизу грозилась вызвать полицию. Но вдруг кто-то вырубил звук, и из «Белой» гостиной просочились отрывистые звуки «Собачьего вальса». Фил и сам не понял, что с ним случилось, мозг его мгновенно закоротило. Потом он вспоминал, как накинулся на девчонок у рояля, захлопнул крышку инструмента, чуть не сломав одной из них пальцы, подрался с каким-то левым чуваком и выгнал всех, кто был в квартире. Очнулся он так же внезапно — Макс с трудом удерживал его, сжимая в тисках. Толпа рассосалась, остались только Фил и Макс. Они сидели до самого утра на кухне, и Фил говорил… говорил… выплеснул всё, что скопилось на душе. А после никто не вспоминал тот нелепый случай, будто и не было никакого инцидента. Видимо, Макс промыл друзьям мозги. А на мнение случайных гостей Филу было наплевать.

***

Внезапный звонок мобильника прервал его тягучий сон. Чёрт… кажется, это становится традицией. Фил дотянулся до телефона и ответил.

— Филлипушка, куда ты пропал? — пропела в трубку староста группы Лерочка Винокурова. — У нас зачёт по неврологии завтра, приходи.

— Ну и чего я припрусь? — недовольно отозвался Филипп. — Я и не готовился ни разу.

Он действительно не удосужился открыть учебник, хотя помнил топику из первого семестра. А после той злосчастной лекции прошло уже две недели.

— Ну и что, препод молодой, понимающий. Он прекрасно знает, кто твой папочка. К тому же сам недавно с институтской скамьи. Павлик Николаевич Скворцов. Между прочим, заигрывал со мной, — зачем-то сказала она. — Так что приходи, ты же везунчик, наверняка сдашь.

— Я подумаю, — пробурчал он в трубку и дал отбой.

Ночью он прослушал лекции, полистал учебник и решил пойти на зачёт и даже умудрился явиться раньше преподавателя.

Фил ввалился без приветствия, окинул взглядом одногруппников, заметив в первом ряду активистов — Лерочку Винокурову, бывшую подружку, с которой они зажигали на первом курсе, и Стаса Кузнецова — лучшего студента группы. Несколько ребят присвистнули, удивившись, видимо, что он посмел явиться на зачёт, не посетив ни одной пары.

— Привет богеме! — выкрикнул одногруппник, поднимаясь навстречу Филиппу и дружески хлопая его по плечу. Он был поклонником группы «A-$peeD».

Лерочка тут же оживилась и заёрзала на стуле.

— Ну надо же, ну неужели, — пропела она елейным голоском, пряча за снисходительной улыбкой очевидную радость.

— Свинокурова, угомонись, — весело подмигнул ей Фил, как всегда коверкая фамилию бывшей подружки, и, поискав глазами свободное место, уселся рядом с ней — дальние парты были заняты студентами. — Я догадываюсь, что ты очень рада видеть меня, — ухмыльнулся он.

— Даже не мечтай, — кокетливо захлопала ресничками Лерочка. — Подготовился?

— Тabula rasa… — сморозил Фил, имея в виду стерильную от умных мыслей голову.

Неожиданно в учебку вошёл заведующий кафедрой, тот самый старикан с лекции, а за ним и преподаватель Скворцов, молодой очкарик-ботан. Группа недоумённо притихла и поднялась со своих мест. Профессор оглядел студентов, остановив свой хищный взгляд на Филиппе.

— Кого я вижу, — проблеял старикан, сощурив маленькие глазки. — Полянский собственной персоной. — Так-так… что ж, буду рад лично принимать у вас зачёт. С сегодняшнего дня на кафедре новые правила. Теперь и зачёт, и экзамен принимаю я, профессор Вагнер Леонид Маркович. Вам очень повезло, студент Полянский. И представляюсь я специально для вас. Наверняка даже имени моего не знаете. Кстати, я заведующий кафедрой нервных болезней.

Филипп молча смотрел на профессора, понимая, что круто попал. Наверняка мстительный старикашка специально интересовался расписанием его группы и лично проследил его посещаемость, а теперь явился отыграться.

— Помню… помню вашего дедушку Филиппа Эдуардовича, прилежный был студент, любознательный… вы, видимо, совсем не его генетику взяли.

Фил напрягся и стиснул челюсти, но продолжал в упор смотреть на профессора, и тот, почувствовав неладное, угомонился.

— Ну, приступим к зачёту. Можете сесть, — скомандовал он и сам уселся на место преподавателя. Скворцов присел на кушетку для больных.

— Полянский, — снова обратился он к Филиппу. — Вот вам первый вопрос…

И Филипп внимательно выслушал задание профессора. Отпираться не было смысла.

Вагнер долго гонял его по топике, задавал бесчисленные вопросы, и от простого углубился в дебри и топил, топил …