Фил, утомлённый пафосными речами друга, вышел подышать свежим воздухом, но вскоре вернулся в гримёрку. Интервью продолжалось. Рядом с Максом лежала разбитая гитара с треснувшей декой и оборванными струнами. Он провёл над грифом раскрытой ладонью, будто извиняясь за свой недавний грех. Сегодня на концерте Макс вошёл в раж и размолотил о сцену свою боевую подругу, что называется, в щепки. Фил заметил во взгляде друга промелькнувшую боль.

— Жалеешь? — спросила его девушка-корреспондентка.

— Угу, но… если вернуться назад, я поступил бы точно так же. Никакие бы силы не смогли удержать меня… это кайф, понимаешь?! — вздохнул Макс. — Вот смотри. — Откуда-то сзади он достал почти новенькую гитару. — Теперь у меня будет другая девочка. Украл её на питерском концерте, стояла одиноко у гримёрки, всеми забытая и покинутая… хорошо, что в Питере… Нужно к ней подкатить как-то…

Когда вопросы об истории группы и ближайших творческих планах закончились, журналистка приступила к самому эксклюзивному.

— А у вас есть проблемы с наркотиками? — поинтересовалась она, подозрительно оглядывая музыкантов.

— О… хороший вопрос. Я щас скажу! — ответил Макс, вдыхая из помятой пластиковой бутылочки белёсый дым и вручая её сияющему от счастья басисту Герычу. — У нас нет с наркотиками никаких проблем, у нас просто нет на них денег! — заржал Макс. — И вообще мы торчков не держим, только бухариков…

— Да хватит стебать. — Толкнул его в плечо Фил. Сегодня по некоторым причинам он был почти трезв, а потому происходящее не слишком забавляло его.

— Расслабься, май лав! — Шутливо приобнял его Макс, и Фил с наигранным возмущением отодвинулся на край дивана.

— У вас такие красивые звуковые эффекты и клавишные. Могу предположить, что у тебя музыкальное образование, не меньше музыкального колледжа, — обратилась девушка к Филу.

— Ага, Мусоргский отдыхает! — воскликнул Макс. — Он у нас белая кость, спец по звуку, все программы, фон и аранжировки его.

— Я с детства связан с музыкой, у меня за плечами семь классов музыкальной школы. На этом всё, — резюмировал Фил.

— Круто! А девушки, у вас есть девушки? — спросила журналистка, не сводя с Макса горящих глаз.

— Хочешь замутить со мной? — усмехнулся тот, и девушка вспыхнула. — Терпения не хватит, я непостоянный.

— Возьми Герыча. Он ищет подружку! — заорал кто-то под дружный хохот толпы.

Ночью намечалась очередная тусовка. Макс откинулся на спинку дивана и выразительно посмотрел на смущённую корреспондентку.

— Хочешь, оставайся с нами. Будет весело.

— Хочу! — загадочно улыбнулась она и свернула микрофон.

* * *

Совмещать учёбу и творчество оказалось делом нелёгким. Последние месяцы Филу пришлось попотеть — слишком много накопилось задолженностей в универе. Отец особо не вмешивался, молчаливо и со сдержанным участием наблюдал за стараниями сына. Ночами Фил учил дисциплины и исправно сдавал зачёты и экзамены, правда, не на отлично. Твёрдые четвёрки пополнили зачётку студента Полянского, слегка подпортив общий рейтинг его успеваемости. Вместе с тем Фил бегал на пятничные репетиции и отжигал на субботних концертах в клубах столицы. А после возвращался домой в логово одинокого волчонка. В квартире, лишённой женского тепла, он научился кайфовать от одиночества, фантазировал в программах звукозаписи, искал интересные темы и сочинял музыку. Ночами в нём вовсю бурлила энергия.

После зимних каникул он снова забил на учёбу, старался посещать лишь самые важные лекции и особо не напрягался, но конфликт со старым профессором испортил всё. Заведующий кафедры неврологии — восьмидесятилетний старикан — был одержим наукой и буквально жил на кафедре. Учёный старой закалки не признавал авторитетов нового руководства. Стоит ли говорить, что со студентами он был строг и гонял их по полной программе.

Фил вспомнил байку про принципиального препода, которого и с моста топили, и в мешке за город увозили, но тот являлся на экзамен в назначенный час и устраивал студентам террор.

Хотя Филипп не отрицал и своей вины. Помнится, в ночь перед лекцией он колдовал над звуком нового трека группы и сам не заметил, как уснул на рассвете. Пары он благополучно проспал, однако на лекцию по неврологии всё же пришёл.

Забравшись на самую галерку, он положил диктофон на парту и задремал под монотонный голос лектора.

— А это кто у нас там развалился на самом верху? — ехидно поинтересовался профессор. — Молодой человек, у нас тут лекция, а не ночлежка.

Старикашка замолчал и зорко впился выцветшими глазками в Фила, дожидаясь, когда тот проснётся и выпрямится.

Фил не стал препираться, откинулся на спинку сиденья и сделал вид, что внимательно слушает лекцию. Выдержав паузу, профессор вновь вернулся к теме, однако его хитрый наблюдательный взгляд то и дело устремлялся к нерадивому студенту. Лектор будто ждал очередного прокола. Стоило Филу опять прикорнуть, как тот ударил указкой по кафедре и заблеял козлиным голосом на всю аудиторию:

— Представьтесь, студент! Фамилия, курс, группа!

И Филу ничего не оставалось, как обнародовать своё имя.

— Полянский, леч. фак, 411 Б, — отчеканил он, ничуть не пасуя перед светилом науки.

— Уж не с отпрыском ли славных Полянских я имею честь общаться? — поинтересовался тот с напускной вежливостью, хотя Филипп понимал: старикан издевается.

— Тот самый, — с достоинством ответил Фил. И профессор как с цепи сорвался — то ли ему показалось, что Фил бравирует своим громким именем, то ли Фил действительно был дерзок. Всю лекцию он отпускал ехидные реплики в адрес «распоясавшегося» студента Полянского, который якобы выезжал на заслугах знаменитых родственников, и Фил еле сдерживался, хотя его так и подмывало демонстративно послать старикана куда подальше и свалить с лекции. Едва дождавшись её окончания, он тут же отправился к друзьям в сквот зализывать раненое самолюбие.

На цикл по неврологии он так и не пришёл, увяз в гулянках, и, если честно, даже не заглянул в расписание, хотя планировал там появиться — нравилась ему близкая к психиатрии дисциплина. Хотелось понять причину болезни не только с точки зрения больного сознания, а научиться распознавать очаг поражения, видеть её анатомический сбой.

И плевать на этого сдвинутого профессора. На самом деле он неплохо понимал неврологию и при желании мог освоить эту область медицины на отлично.

В понедельник после трёхдневного отсутствия Филипп вернулся домой. Пойти на занятия он так и не решился — не в состоянии был после весёлых выходных.

Под ритмы Боба Марли, льющиеся из колонок «Marantz», он откинулся на подушку и попытался уснуть. Год назад, как истинный аудиофил, он приобрёл деку, усилитель и акустику — на деньги отца, конечно, — и теперь наслаждался звуком. Тело налилось приятной тяжестью и дремало, вот только мозг не отключался, реагировал на посторонние шумы,