Она взглянула на потайную дверь.

— Та дверь ведет в офис мадам, поэтому мы выйдем здесь. Я предпочитаю не идти через приемную и через парадный вход.

Рубикон скорее всего на своем посту, пока другие женщины в доме делают все, чтобы заставить гостей расстаться с частью содержимого их кошельков. Хотя Рубикон никогда не запрещала ей покидать дом с гостем, Роуз сомневалась, что мадам одобрила бы это. Потому по возможности лучше избежать любых Вопросов.

— Мы воспользуемся черной лестницей и выйдем через служебный вход, если вы не возражаете…

Он улыбнулся в ответ:

— Возражаю? Напротив. Это то, чего я хотел. Благодарю!

Может быть, ей показалось? Или действительно в его голосе чувствовалось облегчение? Так или иначе, она была благодарна ему за это. Она вела его из своей комнаты по коридору, который, к счастью, оказался пуст, затем вниз по лестнице, где она остановилась, чтобы накинуть капюшон, прежде чем выйти на улицу.

Легкий ветерок играл подолом ее плаща. Роуз держалась так близко к нему, что ее плечо касалось его руки на каждом шагу. Джеймс совершенно расслабился, пока они шли по аллее за домом, и сдерживал шаг, чтобы идти в ногу с ней. От его сильной, высокой фигуры исходило ощущение уверенности. И когда они выбрались на улицу, она уже прекратила со страхом вглядываться в каждую тень.

Сезон еще не начался, поэтому улицы были пусты в этот час ночи. Лишь одна случайная карета проехала мимо, пока они двигались по Парк-лейн и затем вошли в парк. В тот момент, когда они остановились в воротах, звуки города остались где-то далеко позади.

Они прошли по Роттен-роу, направляясь прямо к Серпентайну. Деревья окаймляли тропинку, и легкий ветерок играл листвой. Луна висела высоко в небе, окрашивая все в призрачный серебристый цвет. Это был тот же самый парк, который она посещала много раз, но ночью он выглядел еще прекраснее. Словно вуаль спокойствия опустилась откуда-то с небес.

— Никогда не была здесь ночью, — проговорила она, невольно понизив голос.

Тишина вокруг усиливала каждый звук, заставляя даже шорох травы под ногами отдаиваться в ушах.

— А я много раз. И обычно сижу вон на той скамейке. — Он указал на деревянную скамью под дубом. Когда они поравнялись с ней, он заставил ее остановиться. — Трудно говорить с вами, когда вы прячетесь под этим капюшоном. — Он поднял руку и захватил край капюшона. — Вы позволите?

Кругом не было ни души. Только они. Он и она. Роуз не видела никого с тех пор, как они вошли в парк. Подняв на него глаза, она кивнула. И почувствовала теплое прикосновение его руки, когда он дотронулся до ее головы.

— Вот так-то лучше, — сказал он, — а…

И он снова потянулся к ней. Она почувствовала, как его ладонь легла на ее затылок, и ее волосы рассыпались по плечам.

— А так еще лучше, — сказал он, стащив с головы плетеную сеточку, которую она использовала, чтобы удержать волосы в пучке. — А теперь покажите мне ваше любимое место.

— Нужно пройти немного дальше. Туда, где дорожка ведет к кругу.

Они ускорили шаг и теперь двигались молча, пока он не спросил:

— Вы провели сегодняшнее утро в парке?

— Нет. У меня были кое-какие дела в городе. — Роуз нахмурилась, вспоминая свой визит к Дэшу. Но решила не портить вечер с Джеймсом, рассказывая о своих проблемах. — А вы? Я думаю, просидели весь день за столом, а не грузили лес?

— А почему вы так думаете?

— Вы не так напряжены, как вчера.

— Я поделил день между столом и доками, проверяя корабль. А также проконтролировал продажу леса. И спасибо вам за вчерашнее. Извините, что не поблагодарил сразу, но могу сказать в оправдание: я был тогда немного не в себе. Никогда прежде не получал такого внимания от женщины. Вы, несомненно, обладаете кладезем талантов.

Господи! Да она не сделала ничего, кроме массажа, воспользовавшись возможностью пробежаться руками по каждому дюйму его тела.

— О, пожалуйста! Но это мне надо благодарить вас, — сказала она и залилась краской.

Дрожь пробежала по спине, стоило ей вспомнить, как его губы касались самого интимного места ее тела.

Джеймс сильнее сжал ее руку. И она готова была поклясться, что у него перехватило дыхание.

— Я ценю вашу благодарность, но это совершенно излишне. — Он придвинулся ближе, голос, лаская ее ухо, стал похож на глухой рокот, вырывающийся из груди. — Я сам испытал истинное наслаждение.

И мгновенно простая, дружеская атмосфера между ними сменилась резкой вспышкой взаимного желания. Роуз всем своим существом ощутила его близость. И то, как ткань его сюртука касалась ее руки. И этот чистый мужской запах, наполнявший каждое его дыхание. Силу и привлекательность мужчины, который был рядом с ней. Роуз хотела прикоснуться к нему. Пробежать руками по этим сильным мускулам, которым она уделила столько внимания прошлой ночью. Прижаться губами к его губам и снова ощутить сладость его поцелуя.

Ее пульс участился, тепло разлилось между ног. В смутном желании она свернула с тропинки и прямиком направилась к своему любимому месту на берегу Серпентайна. Он высвободил руку и снял сюртук. Не обращая внимания на стоявшую рядом скамью, бросил его на траву.

— Для вас, — сказал он с поклоном.

Его кремовый жилет и белая рубашка выделялись на фоне темной ночи ярким пятном.

Со словами благодарности Роуз присела на его сюртук, расправляя юбки. Он устроился рядом, вытянув одну ногу, другую согнул в колене, положив на него локоть и опираясь сзади на другую руку. Джеймс выглядел так естественно, словно всю жизнь провел, сидя здесь. Тихая ночь окружала их, звезды, словно бриллианты, отражались в темной глади озера. Но этот дивный вид не долго занимал ее, она смотрела на Джеймса, любуясь тем, как луна обрисовывает его строгий профиль, высвечивая сильные скулы и взмах густых ресниц. Словно почувствовав ее внимание, он развернулся к ней, ловя ее взгляд. Было слишком темно, чтобы определить цвет его глаз, но она могла поклясться, что, пропитанные глубокой страстью, они стали темнее, чем прошлой ночью, когда он смотрел на нее исподлобья, целуя ее грудь.

Ее соски мгновенно стали твердыми, упираясь в корсет, словно мечтая о новых ласках. Ресницы задрожали, и она изо всех сил пыталась сдержать стон, готовый вырываться из груди.

Джеймс потянулся к ней, его длинные пальцы прошлись по изгибу ее шеи. Прерывисто дыша, он привлек ee ближе. Ее губы открылись, желая лишь одного — его поцелуя. Но когда их губы встретились, это не был сильный порыв вожделения. Скорее его губы гладили ее губы нежном, проникновенном поцелуе, который продолжался и продолжался.

Его поцелуи заставили Роуз чувствовать себя такой юной, словно каждый был самым первым, унося прочь все другие, которые случились до него. Так, как она хотела этого мужчину, она не хотела никого. Словно он был ее первым. Ее единственным.