— Слава Богу! На секунду мне показалось, что все это был только сон.

Догадавшись, о чем ты говоришь, я успокоил:

— Нет, море все еще рядом.

Ты как-то загадочно усмехнулась и спросила, куда подевался мой отец.

— Понятия не имею, — ответил я. — Когда я проснулся, его уже не было.

Я не замечал того, что то и дело потираю шею, затекшую за ночь, проведенную в кресле. Но ты сразу углядела это и поманила рукой:

— Иди, помассирую.

Ты — сама естественность. В предложении прийти к тебе в постель, ты не увидела ничего неловкого, и я тоже сделал вид, будто совсем даже не разволновался, проделав путь в семь шагов до кровати. Я присел на край, глядя на тебя — совсем утреннюю, такой я еще не видел, но ты энергично скомандовала:

— Поворачивайся спиной.

И встала на колени, чтобы удобнее было массировать. Я спиной чувствовал теплые касания твоего живота и ног, и едва сдерживался, чтобы не повернуться и не обхватить тебя. Вызвало бы это у тебя ужас и отвращение? Или ты просто засмеялась бы, оттолкнув:

— Эй, Кевин! Что это взбрело тебе в голову?

Я не посмел узнать ответ.

Пальцы у тебя оказались крепкими и ловкими, и я посоветовал тебе на всякий случай приобрести и профессию массажистки, если литература тебя не прокормит.

Ты лукаво спросила:

— А ты станешь моим постоянным клиентом? Кто знает, может, единственным…

Я бодро заверил:

— Да у тебя от клиентов отбоя не будет! Но я-то обязательно…

— Когда мы вернемся домой, — ты почему-то понизила голос, — все опять будет по-старому, да? Как будто мы и не были здесь? Да, Кевин?

Мне хотелось сказать, что все зависит только от тебя, и если тебе захочется, чтоб я оставался твоим другом… Но я понимал, что это нереально. Что стоит нам оказаться в Америке, все, что я напридумывал себе здесь, все эти звезды погаснут. Ты и не вспомнишь обо мне, ведь там тебя ждет Он. Даже если не ждет, он все равно там будет. И об него, как о мол, разобьются все наши теплые волны.

— Скорее всего, — ответил я.

На миг твои пальцы разжались, как будто я обидел тебя, но ведь на все была твоя воля. И ты сама это знала. И все же сказала:

— Глупо. Тебе не кажется?

— Жизнь вообще не очень умно устроена.

— Ты считаешь?

— Нами, конечно, Бог все задумывал иначе, — добавил я, чтобы не гневить Его, подарившего мне эти несколько дней, которыми я буду жить еще много лет. Все — сколько их мне отпущено.

Ты вдруг заговорила серьезно:

— Знаешь, однажды я напишу книгу. Наверное, не так скоро, надо еще созреть до этого. Но я обязательно ее напишу.

— О чем будет эта книга?

— Тебе действительно интересно?

«Как и все, что связано с тобой», — хотелось ответить мне, но это было невозможно. Я не имел права смущать тебя и все портить. Ведь ты доверила мне себя не для того, чтобы еще утешать меня в моей безнадежной любви.

— Может, тебе покажется банальным, — застенчиво проговорила ты. — Но это книга будет о любви.

— Все книги в мире — о любви. Или об ее отсутствии, — заметил я.

— Это верно. Но моя будет только о любви. Хотя, наверное, так не бывает. Всегда приплетается что-то еще. Мир вечно вмешивается в отношения двоих.

Я подумал: «Если они есть, эти отношения…»

— Я напишу, как сложно бывает человеку сказать о своей любви. Казалось бы, чего проще… Да, Кевин? Но что-то мешает. Неуверенность, что твои слова будут поняты правильно… Или напротив: уверенность, что они не найдут отклика. И тогда начинает казаться, что неведение куда лучше. Ты еще не получила отказа, и можешь тешить себя мечтами… Вот о чем будет эта книга.

У меня вырвалось:

— Я мог бы стать ее соавтором.

— В смысле?

— Я знаю все это, может, даже лучше тебя.

Ты печально покачала головой, я почувствовал движение твоих длинных волос по моим плечам:

— Не лучше, Кевин.

Потом ты сказала, что массаж окончен, и ушла в душ. Ты выглядела такой грустной, что мне было больно смотреть на тебя. И хотелось немедленно выпытать телефон того идиота, который не чувствовал твоей любви, и все сказать ему за тебя. Но тогда для меня сейчас же и кончился бы этот, растянувшийся на дни, миг счастья. И, признаюсь, я смалодушничал.

Все это утро было овеяно грустью, хотя солнце сияло с той же неудержимостью. Но ощущение было такое, будто туча затаилась уже поблизости и вот-вот небеса померкнут. Наверное, в твое душе уже был мрак, и ты спрашивала себя: «Что я делаю здесь, рядом с чужим мне человеком? Когда тот — любимый — за тридевять земель отсюда. И мне хочется одного — быть рядом с ним».

Но необходимость отыскать сестру все еще держит тебя на Пукете, и я благодарен Сьюзен за то, что на время она исчезла из нашего поля зрения. Уверен, ничего плохого с ней не случилось.

Когда мы пили кофе, мешая его терпкий аромат со свежим морским ветром, ты, глядя на спокойные волны, неожиданно сказала:

— Надо бы расспросить местных рыбаков: попадалась ли кому-нибудь из них в сети Русалочка… Ты ведь читал в детстве сказку о ней?

Мне не пришлось вспоминать. Тебе я не признался, но когда-то я плакал над томиком Андерсена.

— Конечно, — только и сказал я.

Подставив лицо ветру, ты негромко сказала:

— По-моему, это самая печальная история на свете. Куда там Ромео и Джульетте! Они любили друг друга, они были счастливы, хоть и недолго. А Русалочка все отдала ради своей любви, а принц так ничего и не понял. И выбрал другую. Почему так бывает?

Я не удержался:

— Это ты мне скажи — почему?

— Если бы я знала… Говорят: сердцу не прикажешь. Вот и все. Что тут поделаешь? Остается только, как Русалочке уплыть в море и затосковать навечно. Или та сказка закончилась по-другому?

Пришлось признаться, что я тоже не помню, и тогда ты произнесла с отчаянием:

— И почему это люди всегда забывают самое важное?! Если б мы помнили сказки, которые читали в детстве, мы были бы лучше, правда?

И с этим невозможно было не согласиться…

Прорвавшись сквозь дымку грусти, окутавшей нас, к нам присоединился мой отец, громогласно сообщивший, что день прекрасен, хотя это мы видели и без него.

— Да что это с вами? — возмутился он, всмотревшись в наши лица. — Что за уныние без причины? Надо вам позавтракать хорошенько, вот что!

У него все объяснялось элементарной необходимостью подкрепиться. Ему самому, как я заметил, это и в самом деле здорово помогало.