также заручился обещанием испанца, что тот не будет присутствовать на свадьбе. Затем он принялся за выполнение самой неприятной для него задачи — подготовки полного изложения фактов для Наполеона.

С точки зрения Пишона, штормовые тучи в последующие несколько дней немного рассеялись. Патерсон, изучив письмо Пишона, заявил Жерому, что в настоящее время не может дать согласия на свадьбу. Когда же письмо с протестом Жерома достигло Пишона, тот отметил, что, сколь бы ни был упрям молодой человек, он не мог осуществить свой план без достаточных средств. Теперь же Жером не имел никаких денег, так как истратил 16 000 долларов, с тех пор как в июле приехал в Вирджинию. Деньги, как представлялось, были ключом к создавшейся ситуации, и Пишону пришло в голову, что стоит лишь придерживать фонды, чтобы надвигавшаяся опасность миновала. Ему предстояло еще многое узнать о талантах Жерома как заемщика.

К немалому облегчению для Пишона, в начале ноября до него дошли новости, что по зрелом размышлении Жером решил разорвать помолвку и Елизавета отправилась охлаждать свой пыл в фамильное поместье в Вирджинии. Его удовлетворение при получении такой новости было подкреплено сообщением о том, что в Балтимор прибыл французский фрегат. Пишон собирался заманить Жерома на его борт и совершенно отвлечь от глупейшего свадебного проекта. Но Жерома нелегко было завлечь в ловушку. Он заявил как Пишону, так и капитану фрегата, что находится при исполнении «особой миссии» и ни от кого не получал приказа уезжать. После этого он отправился в Нью-Йорк, чтобы присутствовать там еще на одном раунде приемов, ужинов и балов, которые давались в его честь.

Несмотря на отказ Жерома покинуть Америку на фрегате, ему удалось убедить Пишона, что о свадьбе он больше не помышляет, и поэтому Пишон предоставил ему тысячу долларов с обещанием одолжить еще девять тысяч, если тот будет себя хорошо вести. Но Пишону не было известно, что влюбленные во время их краткой разлуки поддерживали между собой постоянные контакты и что Елизавета убедила свою мать разрешить ей вернуться из поместья в Вирджинии на некоторое время. Когда в начале декабря Жером вернулся в Балтимор, молодая пара, насладившись восторгом воссоединения, взялась за попытки растопить сердце папаши. Упрашиваемый своей женой, умоляемый дочерью и осаждаемый десятками полных энтузиазма друзей, Патерсон вскоре пошел на уступки. На этот раз Пишон не получил приглашения на отложенную свадьбу. В канун Рождества Жером Бонапарт и Елизавета Патерсон вступили в брак в доме Патерсона в Балтиморе. Церемонию проводил преподобный Джон Каррол, епископ Римско-католической церкви в этом городе.

На церемонии присутствовало много высокопоставленных лиц, включая мэра, и жених выглядел весьма представительно в пурпурной атласной мантии и в белых с атласными полосками брюках, доходивших до самых каблуков. На его ботинках виднелись бриллиантовые пряжки, волосы были густо напудрены. Невеста была в более скромной одежде, и, как утверждали свидетели, ее свадебный наряд мог бы уместиться в одном из карманов ее мужа. Места для этого оставалось достаточно, так как внутри находился лишь чек на 4000 долларов, присланный верным Пишоном.

После того как были приняты поздравления со свадьбой, счастливая пара отбыла для проведения медового месяца в поместье Патерсона за пределами города. 3 января обуреваемый горем Пишон направил отчет о происшедшем Талейрану. Большая часть его письма была посвящена попыткам отмежеваться от соучастия в свадьбе.

В течение всей той недели с Восточного побережья Америки отправлялись письма с парижскими адресами. Жених и невеста писали Жозефу и его матери, Пишон в отчаянии обращался к Талейрану, Уильям Патерсон направил письмо лично Наполеону, переслав его с помощью своего сына Роберта. Другие письма направлялись президенту Соединенных Штатов и государственному секретарю с вложениями для первого консула. С прибытием каждого письма ярость Наполеона возрастала, так что вскоре лишь немногие решались упоминать при нем об этом деле. А когда 11 марта 1804 года в Париж прибыл Джон Патерсон, Талейран резко передал ему, чтобы тот посоветовал Жерому лучше остаться в Соединенных Штатах, пока не остынет гнев его брата. Наполеон услышал об этой помолвке (и ее приостановке) в январе и сразу же послал Жерому приказ вернуться домой, который достиг Америки не раньше мая, так что первое известие о свадьбе Наполеон получил из доклада Пишона, посланного 9 января. Семья не разделяла чувства гнева Наполеона и склонялась к тому, чтобы смотреть на эту свадьбу с некоторым удовлетворением. Джон Патерсон, брат новобрачной, имел успокаивающий разговор с Люсьеном, тогда как Жозеф и Летиция выразили ему то, что было равнозначно их благословению. Жозеф даже говорил о возможности инвестирования денег в Америке, чтобы его брат получил доступ к семейным фондам. Но проходили дни, а отношение Наполеона оставалось неизменным, и, хорошо зная Жерома, он предпринял явный шаг к тому, чтобы поставить его на колени. Пишону было запрещено передавать ему хотя бы доллар, а французские капитаны получили инструкцию не позволять «молодой личности», к которой у брата первого консула сформировалась привязанность, ступать на борт французского корабля.

Наполеон уже готовился стать императором, и морской министр, через которого передавались инструкции относительно Жерома, предостерегал новобрачного от повторения судьбы, которая только что выпала Люсьену. На протяжении длинного доброжелательного письма он поведал Жерому, что брат простит ему его ошибку только в том случае, если он вернется домой без жены, но если же Жером опрометчиво повезет с собой Елизавету, ей не будет разрешено ступить на французскую землю.

В ожидании новостей из Франции Жером и его жена продолжали участвовать в балах и приемах. Патерсон образовал вокруг них своего рода миниатюрный двор, и президент Джефферсон проявлял к ним интерес и доброжелательность. Пишон возобновил свои попытки заманить Жерома на борт французского корабля без сопровождения его жены, но они были безуспешными, и только после того как несколько таких попыток провалилось, прибыло судно с капитаном, который еще не получил инструкций относительно запрещения приема на борт Елизаветы. Жером воспользовался этой удачей, и молодая пара погрузилась на «Дидон», но британские фрегаты были недалеко от берега, поэтому корабль не мог выйти в море. Уже наступил август, и пришли новости о принятии Наполеоном титула императора, а также распоряжение, чтобы Жером отказался от своей жены и незамедлительно вернулся домой на первом же удобном судне. Возникшая перед Жеромом дилемма была жестокой. Пока его брат был первым консулом, у него оставался некоторый простор для маневра, но теперь все переменилось, и молодой человек с трепетом писал морскому министру, умоляя его о более снисходительной альтернативе. В конце концов, был нанят