правой руке сухожилие задето, дня через два прооперирую тебя, гарантий не дам, сухожилие штука сложная, а пока лежи, сил набирайся. В часть твою отзвонили, через два дня к тебе заменщик приедет, заберет твоих молодых. Документы забери.

– Да, чуть не забыл – доктор обернулся на пол пути – тут тебя под твоими окнами посетитель дожидается, сейчас приведу, а то замучил он нас всех.

Какой еще посетитель, думаю, наверное, знакомые мои с парома, что я девчонке скажу, не уберег Серого. В коридоре раздался шум, захлопали двери, женский голос за дверью сочувственно произнес «о Господи, бедолага».

– Давай, давай проходи, – доктор широко распахнул дверь и чуть отошел в сторону, освобождая проход, – проходи, там твой спаситель.

В комнату осторожно просунулась собачья морда, вся в запекшейся крови, мама дорогая, это же Серый, узнав меня он заковылял ко мне, поскуливая и хромая на все четыре лапы, но, не дойдя до кровати совсем немного кулем грохнулся на пол.

– Да как же ты нашел меня – вырвалось у меня непроизвольно.

– По запаху – ответил за Серого доктор и, увидев мой недоуменный взгляд, засмеялся – не смотри на меня так, я тут не причем. Сразу после тебя появился, перед КПП двое суток просидел, гнали его, а он ни в какую. Мне бойцы сказали, что это, наверное, тот пес, из-за которого ты чуть жизни не лишился, вот я и пустил его за ворота, а то местные его быстро оприходуют, ни тебе об этом говорить.

Ну, проведал и пошли – обратился врач к Серому – вставай, поднимайся. Пес дернулся, стараясь подняться, но не смог, заскулив от боли, тяжело опустился на пол. Он жалобно смотрел на старшего лейтенанта, стуча хвостом по полу, как бы извиняясь за свою немощь.

– Оставьте его тут – попросил я доктора – пусть еще немного посидит.

– Только до вечера, а то мне комбат шею намылит, вечером я ему какой-нибудь угол организую – разрешил старший лейтенант, и как бы предваряя мою следующую просьбу, сказал – осмотрю я его, что можно будет сделать, сделаю. Ты сам выздоравливай и домой отправляйся, а то со своими способностями ты мне тут быстро ветлечебницу организуешь.

– Послушай – я остановил доктора в дверях – чего вы не перестреляете этих тварей, ведь они и на вас скоро бросаться начнут.

– Раза три отстреливали, но все без толку, в крови, что ли это у них, пройдет месяц, они опять собираются очередной паром встречать – ответил он и закрыл за собой дверь.

Мы остались одни. Превозмогая боль, я приподнялся на кровати, чтобы по лучше рассмотреть собаку, Серый тоже сделал попытку подняться и подойти ко мне, но опять неудачно, он скреб когтями по полу и скулил от боли и от обиды, что не может встать.

– Сиди, сиди спокойно – постарался успокоить я его – набегались мы с тобой, теперь лежать надо.

Мо слова успокоили пса, он положил израненную морду на лапы и шумно вздохнул, не сводя с меня своих благодарных глаз. Под его присмотром я заснул. Проснулся от прикосновения его шершавого языка, Серый все-таки дополз до меня и осторожно, не касаясь бинтов, лизал мои пальцы. У меня такой ком в горле встал, слезы рекой текут, уставился в потолок и реву.

Жидков осекся на полуслове, полез за сигаретами. Молчание прервал Степаныч, он крякнул, поднялся на ноги и пошел от костра в сторону спавших, там раздалось недовольное ворчание, кто-то конкретно помянул и Бога и душу и всех остальных. Степаныч вернулся к костру с фляжкой в руках, разлил всем по кружкам.

– И сколько ты там провалялся – спросил Гера, вытирая рот ладонью.

– Три недели – ответил Жидков, кивком головы поблагодарив Степаныча за угощение, – разлохматили меня конкретно, да еще сорок уколов в живот получил на сладкое. Доктор умница, и меня выходил и Серого заштопал. Я, когда ходить стал, пошел собаку проведать. Поселили его в сарае, стриженный, весь в зеленке, чудо какое-то с хвостом, но ничего, живой, в халат вцепится и не отпускает меня от себя. Капитана, который меня спас, навестил, отблагодарил как смог.

– И что же – спросил комбат – из всей толпы народа, который рядом с тобой на причале стоял так никто и не кинулся на помощь?

– Нет, похоже – Валентин отрицательно замотал головой – никто, да и что туда без оружия соваться, верная смерть.

– А дальше – спросил Степаныч.

– А дальше поехали мы домой – ответил Жидков – на причале я долго смотрел на то зловещее место, где месяц назад мне доходчиво объяснили, что не всякая собака – друг человека. Там было пусто, только ветер гонял по скалам какие-то обрывки, общество соберется скоро, через два дня новый паром.

Привез я Серого домой, Тамара, как увидела меня без штанов, давай охать, картина очень нерадостная. Понятно, какие у них отношения сложились, Серый поначалу пару раз к ней с лаской сунулся, а потом, как – будто и нет ее совсем, что прикажет, сделает, а так никакого внимания. Один раз, от дури своей, она на него веником замахнулась и задницей сервант встретила. В квартиру захожу, Тамара на серванте верхом, вся в слезах, вся посуда на полу, пришлось мне Серого в сарае определить, от греха подальше. А потом меня в Хурбу перевели, ну а дальше вы все знаете, сами видели.

– Видели – задумчиво произнес Гера – двое ему жизнью обязаны, помнишь Степаныч, как он, один, тигра держал, пока ты по снегу карабин свой шарил. Жалко, редкая собачка была, большинство, как на тигриный след встанут, уши в трубочку и визжат от страха.

– Было дело, пришлось мне тогда постираться на совесть – подтвердил бригадирские слова Степаныч под общий смех и добавил – давайте спать парни, три часа всего осталось, пошли Валентин, а то заснешь завтра за рулем, холодно уже плавать.

У костра остались комбат с бригадиром. Гера, тоже было, засобирался, но комбат остановил его вопросом.

– А кому еще Серый помог, кто второй-то? – спросил он.

– Андрюха – ответил бригадир, стоя над комбатом, – смотри киножурнал « Хочу все знать»

– Ты Гера совсем прибурел на должности своей – заострился Андрей – Вальку без спроса охмуряешь, я ведь и обидеться могу.

– Есть немного – бригадир внимательно посмотрел в сторону, куда ушли Жидков и Степаныч, и опустился на место – к хорошему месту грех не привыкнуть, не обижайся.

Он полез в карман,