Так и продолжается почти до самого конца урока. В какой-то момент она достает блокнот и начинает что-то царапать на листе бумаги, останавливаясь время от времени, чтобы пожевать кончик ручки. Делая заметки, она тихонько смеется, качает головой и, кажется, не обращает внимание на то, что я не спускаю с нее глаз. Я намеренно стараюсь сделать вид, что крайне заинтересовался ее грудью, скрытой, впрочем, под несколькими слоями одежды, включающими шерстяной свитер и джинсовую куртку. Ясное дело, она это замечает, потому что произносит под нос что-то вроде «интерес к женским половым признакам», продолжая писать, но, кроме этого, никакой реакции от нее добиться мне не удается.

Она так и не произносит ни слова до самого звонка на перемену. Миссис Лог напоминает всем, что домашнюю работу следует сделать сегодня же вечером. Не дослушав ее, Сара встает из-за парты, кивает мне и со словами «ты очень похож на него» выходит из класса раньше всех остальных.

Чтобы догнать ее, приходится расталкивать собравшихся у выхода ребят. Выбравшись из толпы, я догоняю ее в холле и подхватываю под руку.

— Что ты имела в виду, сказав, что я «очень похож на него»?

— Ты похож на Малинового Огня, — говорит она, указывая на меня концом ручки. — Челюсть такой же формы, и уши тоже. И в Иствуде ты не учился.

Она начинает смеяться и дальше говорит, как будто делясь какой-то малопонятной для посторонних шуткой с невидимым собеседником.

— Их же никогда не переводят до окончания четверти.

Сказав это, Сара порывается уйти.

— Постой! — говорю я, снова хватая ее за руку. — Я не похож на него.

Сара смотрит на меня через плечо. Взгляд у нее настороженно бегает, как будто ничего хорошего она от меня не ждет.

— Мне действительно пора, — бросает она, вырывая у меня руку, — но ты очень, очень похож на него.

— А что, ты состоишь в его фан-клубе?

— Нет, но раньше смотрела его передачу. Мне правда пора идти, правда…

Кто-то сильно толкает меня в спину. Оступившись от неожиданности, я падаю и приземляюсь на грязный пол.

— А у Чокнутой, оказывается, появился бойфренд.

Это один из ребят в черных трико. Похоже, их неформальный лидер. Взявшись за ручку ближайшего шкафчика, он прижимает Сару к дверце. Трое приятелей стоят рядом с глумливым видом.

— В чем дело, Чокнутая? Я для тебя не слишком хорош? — спрашивает он, делая вид, что хочет поцеловать ее.

Сара пытается протиснуться между ним и дверцей шкафчика, но он преграждает ей путь, выставив вторую руку. Пытаюсь подняться, но кто-то ставит мне ногу на спину, и я снова оказываюсь на полу. Все, кроме Сары, смеются. Смех у них дебильный, похож на кудахтанье возбужденных кур.

Одна из четверых — девушка. Она вырывает у Сары из рук блокнот, тот самый, в котором она делала записи во время урока.

— Отдай! — кричит Сара, протягивая руку, чтобы отнять блокнот.

Девушка в черном не дает ей этого сделать. Раскрыв его, она читает, но, похоже, не может разобрать почерк и, следовательно, поглумиться над тем, что там написано.

— Бла-бла-бла, — говорит она. — Ты когда-нибудь занимаешься чем-нибудь интересным, Чокнутая?

— Отдай, Джилл!

— Оставь ее в покое, — требую я, поднявшись наконец на ноги.

— Боже, какая же ты уродина, — говорит Джилл, пытаясь сорвать бусы с шеи Сары.

— Я сказал, оставь ее в покое! — повторяю я, сжимая кулаки и окидывая компанию гневным взглядом.

К сожалению, ни лазера, ни отравленных приглашений с собой у меня нет, поэтому остается полагаться только на силу воли, а в ней у меня недостатка нет. Сердце стучит в груди, как молот, разнося по телу могучие волны адреналина.

— Отпусти ее.

В холле, кроме нас, никого нет, хотя маловероятно, чтобы кто-нибудь вмешался, даже если бы здесь было людно. Остались только мы с Сарой да четверо ребят в черном.

— Ого, Марти, — говорит один из них главарю, продолжающему прижимать Сару к шкафчику, — а этот маленький позер, похоже, на тебя сердится.

— А тебе так страшно, — саркастически добавляет Джилл. Повернувшись ко мне, она начинает размахивать руками, крича «у-у-у», как будто она привидение и я должен испугаться до судорог. Окончив пантомиму, она кивком указывает на мои руки, морщась от отвращения.

— Две перчатки? Это лажа.

Не знаю уж, что она имеет в виду, но, наверное, если бы я носил одну перчатку, как они, это было бы круто. Хотя, честно говоря, сомневаюсь, что они бы меня в этом случае больше уважали.

Марти неожиданно ударяет по железной дверце обеими руками. Грохот страшный! Сара вздрагивает.

— Твой бойфренд будет следующим, Чокнутая, — говорит он с ухмылкой.

Джилл, размахнувшись, бросает блокнот Сары, как летающую тарелку, и он приземляется на пол за несколько метров от нас.

Вся компания собирается уходить, но я преграждаю им путь.

Джилл смотрит на меня, вопросительно подняв брови.

— Вы только что попали в мой список, — сообщаю я, имея в виду перечень людей, с которыми нужно разобраться. — На самую первую строчку.

Жаль, конечно, что я в этой школе первый день, потому что, зная меня лучше, они бы испугались больше.

Марти отпихивает меня в сторону, чтобы пройти, и я, ударившись спиной о шкафчики, падаю на пол и оттуда наблюдаю за тем, как они уходят по коридору, глумливо смеясь.

— Не переживай, — говорит мне Сара. — То, что они носят перчатки, еще не делает их суперзлодеями. Они просто прикидываются, а на самом деле ничем не отличаются от нас с тобой. Но все равно ссориться с ними не стоило.

Грустно покачав головой, она смотрит на меня с сомнением.

— Надеюсь, ты не собираешься разбираться с ними в одиночку.

— Могу я попросить у тебя ручку? — спрашиваю я.

Передав мне ручку. Сара бросается туда, где лежит ее блокнот, подбирает его и отряхивает.

— Ублюдки, — говорю я вслух, вынимая из кармана список, и вписываю в него имена Марти и Джилл.

* * *

Во время завтрака я нахожу Амалию, незаметно сажусь на свободный стул рядом с ней и залезаю в ее пакет с едой. Заметив чью-то руку в своем пакете, Амалия напрягается и широко распахивает глаза, а когда, обернувшись, видит меня, выражение удивления на ее лице сменяется неподдельным отвращением.

— Убери руку! — говорит она.

Подружки, замерев на месте, таращатся на меня. От удивления они даже забывают дожевать жареную картошку и бутерброды и сидят с набитыми ртами. У всех без исключения на веках розовато-лиловые тени, такие же, как у Амалии. Одеты все в основном в черное, за исключением одной девочки в розовом. Такое впечатление, что она по оплошности забыла, что нужно надевать в этот день недели, поэтому выглядит белой вороной. Не знаю уж, такой ли я ненормальный, как считает Амалия, но, видимо, сам факт того, что за их столик сел мальчик, кажется им настолько диким, что все шестеро от неожиданности зависают и становятся похожи на сломанные заводные игрушки. Немного придя в себя, они обращают взгляды на Амалию в надежде получить хоть какие-нибудь объяснения. Амалия презрительно усмехается, словно ее раздражает не столько само мое присутствие, сколько необходимость представлять меня. До моего прихода она жевала кусок хлеба с обрезанной коркой, обильно покрытый арахисовым маслом и джемом, поэтому уголки губ у нее испачканы красным желе, стекающим на подбородок.