– Твоя мама давно предупреждала, но я считал, что она просто хочет меня уколоть.

Еще одно очко в мою пользу. Если сеньора мама когда-нибудь ошибется, наступит конец света, и он придется на День святых невинных младенцев вифлеемских. С детства страдавший аллергией на смирение, отец явно не собирался сдавать позиции, и я с беспокойством ждал, что он попытается разубедить меня.

– В твоем возрасте я тоже воображал, будто у меня получится стать писателем, – начал он.

Я видел, что отец накалялся, словно метеорит, охваченный пламенем. Необходимо было срочно остудить пыл родителя, пока его речь не превратилась в проповедь о том, как опасно посвящать жизнь литературе, питавшей к верным паладинам не больше сострадания, чем самка богомола к своему супругу. Жестокость госпожи литературы не раз проклинали голодные писатели, посещавшие магазин и становившиеся вдвойне убедительными, если не получали приглашения на обед. Прежде чем отец разошелся не на шутку, я театрально обвел взглядом ворох мятой бумаги, разбросанной на полу, а потом многозначительно посмотрел на родителя.

– По словам Фермина, мудрые не боятся совершать ошибок, – неохотно признал он.

Я с испугом сообразил, что мои контраргументы послужат мостиком к его основному тезису, суть которого состояла в том, что Семпере не созданы быть писателями и литературе можно послужить не хуже, продавая книги, причем не рискуя пережить крушение надежд и рухнуть в мрачную бездну. Соглашаясь в глубине души, что достойный человек по большому счету прав, я перешел в наступление. В словесной дуэли нельзя терять инициативу, особенно когда у противника на руках старшие козыри.

– На самом деле Фермин говорит, что мудрецы признают ошибки в тех редких случаях, если их совершают, а дураки ошибаются постоянно, хотя никогда в том не сознаются и настаивают на своей правоте. Он называет это архимедовым принципом сообщающихся глупостей.

– Даже так?

– Да. Фермин считает, что глупец – животное, не способное думать или изменить свое мнение, – выпустил я последний снаряд.

– Я смотрю, ты хорошо разбираешься в философии и теориях Фермина.

– Ему ведь нельзя отказать в правоте?

– Фермину нельзя отказать в неумеренном желании поучать всех на свете.

– А чем это плохо?

– Он переходит разумные границы.

– Кстати, когда однажды Фермин этим занимался, то есть переходил границы, он сказал, что ты должен был уже давно показать мне кое-что.

Отец растерялся. Приготовленные назидания выветрились из головы, и он дрогнул, не зная теперь, к чему приведет следующий раунд.

– Фермин уточнил, что именно?

– По-моему, это связано с книгами. И с мертвецами.

– Мертвецами?

– Ну, он упоминал кладбище. И я подумал о мертвых.

В действительности, поразмыслив, я решил, что дело как-то связано с Караксом. С моей точки зрения, ему идеально соответствовало сочетание понятий «книга» и «мертвый». Отец обдумал вопрос. В его глазах промелькнули искры, как всегда, когда его осеняла удачная идея.

– Думаю, что тут Фермин, может, и прав, – признал он.

Я почуял сладкий запах назревавшей победы.

– Вот что, иди домой и одевайся, – велел отец. – Но только не разбуди маму.

– Куда мы отправимся?

– Секрет. Я покажу тебе то, что некогда изменило мою жизнь и, не исключено, изменит твою.

Я понял, что полностью утратил преимущество и колесо фортуны повернулось в обратную сторону.

– В такую рань?

Отец снова улыбнулся и подмигнул мне:

– Некоторые вещи видны лишь в сумерках.

2

В то раннее утро отец впервые привел меня на Кладбище забытых книг. Была осень 1966 года, и моросящий дождик разукрасил бульвар Рамбла мелкими лужицами, блестевшими у нас под ногами, как медные слезы. Нас окутывала туманная дымка, снившаяся мне много раз, но она развеялась, как только мы ступили на улицу Арко-дель-Театро. Перед нами открылась щель, заполненная тенями, и из них вскоре возник дворец из почерневшего камня. Отец постучал в резную дверь молоточком в виде фигурки чертенка. К моему изумлению, нам открыл не кто иной, как Фермин Ромеро де Торрес. Увидев меня, он хитро улыбнулся.

– Давно пора, – заявил он. – Из-за вечных тайн и притворства у меня открылась язва желудка.

– Неужели вы теперь тут работаете, Фермин? – спросил я, сгорая от любопытства. – Это библиотека?

– Нечто вроде, хотя отдел комиксов слабоват… Входите скорее.

Он повел нас по изогнутой галерее, ее стены были расписаны фресками с изображениями ангелов и мифических существ. Следует уточнить, что к тому моменту я уже пребывал в трансе, не подозревая, что чудеса только начались.

Галерея вывела нас в зал с куполом, устремленным в бесконечную высь, из-под него струились каскады рассеянного света. Я поднял голову и, словно мираж, передо мной явился грандиозный лабиринт. Башня возвышалась нескончаемой спиралью и напоминала риф, при столкновении с которым потерпели кораблекрушение все библиотеки в мире. Открыв рот, я медленно приближался к замку, сложенному из существующих на свете книг. Почудилось, будто я по волшебству проник на страницы одного из романов Хулиана Каракса, и меня одолевал страх, что стоит мне сделать еще шаг, и тотчас все вокруг рассыплется в прах и я проснусь у себя в спальне. Рядом возник отец. Я посмотрел на него и взял за руку лишь для того, чтобы убедиться, что я не сплю и зачарованный дворец существует в реальности. Отец улыбнулся:

– Хулиан, добро пожаловать на Кладбище забытых книг!

Прошло довольно много времени, прежде чем мое сердце забилось в нормальном ритме, а тело подчинилось закону всемирного тяготения. Как только я успокоился, отец негромко заговорил в полумраке:

– Это заповедное место, Хулиан, святилище. Каждая книга, каждый переплет из тех, что ты видишь, обладает душой. Душа книги вмещает души тех, кто ее сочинял, читал, жил ею и грезил о ней. Когда книга попадает в новые руки и кто-то скользит взглядом по ее страницам, дух книги приумножается, крепнет и набирает силу. Много лет назад твой дед впервые привел меня сюда, и это место уже дышало древностью. Вероятно, оно столь же древнее, как и сам город. Доподлинно неизвестно, когда и кем оно было создано. Я скажу тебе лишь то, что мне говорил твой дед. Когда исчезает библиотека, закрывается книжный магазин, теряется, погружаясь в забвение, какая-нибудь книга, мы, хранители, кому известно об этом месте, уверены, что все это наследие непременно окажется тут. Здесь книги, давно забытые и затерявшиеся во времени, обретают вечную жизнь в ожидании дня, когда читатель опять возьмет их в руки и вдохнет в них новую душу. В магазине мы продаем и покупаем литературу, однако в действительности книги не имеют владельцев. Каждая книга, какую ты видишь здесь, прежде была чьим-то лучшим другом. Теперь у них не осталось друзей, кроме нас, Хулиан. Ну что, ты сможешь сохранить эту тайну?