Он склонил голову и, молча борясь со смятением, поднес ее руку к губам.

— Пойдем, — позвала она.

Они вместе двинулись в путь.

Было разрушено еще одно здание, — по счастью, в нем никто не жил.

Вскочив в седло, граф помедлил и произнес:

— Душа твоя столь же ангелоподобна, сколь и твое лицо, княжна Ирина. Ты посвятила себя страждущим. А я не из их числа? Одаришь ли ты меня словом?

— Будь истинным рыцарем, граф Корти, и возвращайся ко мне, как и прежде.

Он умчался прочь, впервые постигнув, что женская чистота и доброта обладают способностью воодушевлять, на какую не способна никакая внешняя красота.

Обстрел продолжался. Семь раз в этот день турки посылали ядра в ворота Святого Романа; несколько снарядов улетели в город, добавив ужаса его обитателям. К ночи все, кто мог, перебрались в склепы, подвалы и прочие укрытия, забрав с собою свой скарб. Лишь одна горожанка бесстрашно ходила по улицам, доставляя хлеб и лекарства, перевязывая раны и утишая страдания, — она вызывала почти такое же преклонение, как и Богоматерь в часовне рядом с Высочайшей резиденцией. А посему любовь графа Корти возрастала поминутно, хотя воспоминание о том, как он едва избежал падения, наполняло его смирением и угрюмостью.

В тот же день, после второго залпа, Магомет вступил в ту часть шатра, которую, с некоторыми издержками, можно было назвать рабочим кабинетом и приемной, ибо здесь стояли стулья и большой стол, последний был водружен на ковер с длинным ворсом и усыпан картами, исписанными листами и писчими принадлежностями. Особое место на нем занимал меч Соломона. Рядом с ним лежала пара элегантно позолоченных стальных перчаток. Центральный столб, на котором крепилась крыша из верблюжьего волоса, был крикливо украшен копьями, щитами, латами и доспехами; странным образом к нему же, рядом с ярко-красным боевым знаменем, был прислонен вымпел, который граф Корти водрузил перед воротами в день вылазки. Полог, скрывавший отверстие в крыше, откинули изнутри с помощью веревок — в шатер хлынули свет и свежий воздух.

Нужно добавить, что кабинет соединялся проходами, прикрытыми цветистыми занавесями, еще с четырьмя помещениями, в каждом из которых имелся свой центральный столб; одно занимал визирь Халиль, другое являлось своего рода спальней, еще одно служило конюшней скакуну султана, а четвертое принадлежало не кому иному, как нашему старому загадочному знакомцу — индийскому князю.

Магомет был облачен в полудоспех, то есть шея, предплечья и тело были покрыты кольчугой, самой легкой и гибкой из всех, какие изготавливают на Востоке, изысканно позлащенной, а что касается формы — точно совпадавшей с той, которую постоянно носил граф Корти. На ногах были шаровары из желтого шелка, плотно присборенные на лодыжках. Остроносые туфли из красной кожи дополняли наряд; впрочем, следует упомянуть также хлыст с тяжелой рукояткой и длинным ремнем. Если бы граф Корти увидел Магомета в эту минуту, он признал бы в нем того самого инженера, который прямо у него на глазах размечал прокладку траншеи и за которым он в то утро следил с таким интересом.

Церемониймейстер, как подобает, простерся перед повелителем и остался в этой позе ожидать его распоряжений.

— Принеси воды. Меня мучает жажда.

Воду принесли.

— Позови индийского князя.

Появился князь в своем обычном облачении: шапочка и камзол из черного бархата, шаровары и туфли без задников. Волосы и бороду он отпустил длиннее, чем в константинопольские времена, и оттого казался изможденнее и дряхлее прежнего, в прочем же не переменился. Он тоже пал ниц, однако, опускаясь на колени, бросил на султана быстрый взгляд, пытаясь угадать не столько его замыслы, сколько настроение.

— Можешь идти.

Эти слова относились к церемониймейстеру.

Когда царедворец удалился, Магомет обратился к индийскому князю — щеки его пылали, глаза испускали свет.

— Велик Аллах. Все ему под силу. Кто станет говорить «нет», когда он говорит «да»? Кто способен противиться его воле? Поздравь меня и возрадуйся со мною, князь. Он на моей стороне. Это его голос звучал в грохоте моих орудий. Поздравь меня и возрадуйся. Константинополь — мой! Башни, которые простояли века, стены, которые обратили в бегство стольких завоевателей, — смотри, они шатаются и готовы упасть! Я сотру их в пыль. Город, который стоял препоной на пути истинной веры, будет обращен в нее в одночасье. Церкви я превращу в мечети. Поздравь меня и возрадуйся! Как не излить душу, зная, что Аллах избрал ее для столь великих свершений? Встань, о князь, и возрадуйся вместе со мной!

Он схватил меч Соломона и, охваченный экстазом, принялся мерить комнату шагами и взмахивать своим оружием.

Князь поднялся и просто ответил:

— Разделяю твою радость, повелитель.

После этого он скрестил руки на груди, выжидая, что будет, ибо знал, что прислали за ним по причине более существенной, чем стать свидетелем этой необузданной вспышки, — что сейчас эта пена осядет и пузырь лопнет на поверхности только что налитого вина. У самых совершенных людей случаются свои причуды — и то была одна из причуд Магомета. Лицо еврея оставалось непроницаемым, но втайне он улыбался, ибо понял, что этот наигрыш был признанием его влияния на избранника Аллаха.

Он оказался прав. Магомет внезапно вернул меч на стол и, остановившись перед князем, отрывисто спросил:

— Скажи мне, обозначили ли звезды тот день, когда я смогу пойти приступом на гяуров?

— Да, повелитель.

— Открой мне его.

Князь сходил к себе в покои и вернулся с гороскопом:

— Их решение таково, повелитель.

Играя роль посланника звезд, индийский князь отказывался от всех ритуалов, обозначавших его подчиненное положение.

Даже не глядя на знаки и на планеты в их Домах, не замечая вычислений на листах, Магомет взглянул лишь на дату, начертанную в центре, и, нахмурившись, произнес:

— Двадцать девятое мая! Через пятьдесят три дня! Клянусь Аллахом, Магометом и Христом — всеми вместе, если из такой совокупной клятвы будет какой дополнительный толк, — чем нам занять столько времени? Через три дня я обрушу башни, венчающие эти ворота, которые они называют именем Святого Романа, в ров, тем самым его заполнив. Я сказал: через три дня.

— Возможно, упования повелителя чрезмерно лучезарны; возможно, он не отдает должного мастерству и ресурсам находящегося за воротами противника; возможно, сделать предстоит больше, чем ему представляется.

Магомет бросил на собеседника быстрый взгляд:

— Возможно, звезды доверили своему посланнику и другие сведения о том, что мне надлежит сделать.

— Воистину, о повелитель.

Спокойствие князя озадачило Магомета.

— И ты волен поделиться этими сведениями со мной? — спросил он.