Тем временем Ольгерд, усиленно готовясь к новой войне с Московской Русью, по своему обыкновению хитрил и прикидывался другом Дмитрия. Он прислал в Москву большое посольство, заверяя Дмитрия Ивановича в том, что вмешиваться в московско-тверские распри больше не станет, и даже предложил заключить мир и дружбу с Москвой браком своей дочери Елены с князем Владимиром Андреевичем Серпуховским. Его предложение было принято, состоялось обручение молодых, назначили и день свадьбы.

Теперь все, по видимости, складывалось для Москвы благоприятно: отношения с Ордой были налажены, со стороны Литвы в ближайшем будущем опасность не угрожала, было очевидно и то, что Михайла Александрович не возобновит своих нападений, пока сын его находится в Москве заложником. Но Дмитрий Иванович знал по опыту, что такое затишье не будет долгим, и потому решил не упускать времени, удобного для того, чтобы разделаться с рязанским великим князем Олегом Ивановичем.

Перед самым Рождеством на Рязань выступила московская рать под начальством воеводы князя Боброка-Волынского.

Рязанцы, еще не имевшие серьезных боевых столкновений с Москвой и помнившие лишь свою легкую победу под Лопасней, семнадцать лет тому назад одержанную над слабым и нерешительным отцом Дмитрия, узнав о приближении московского войска, сейчас же выступили навстречу, весело зубоскаля и похваляясь, что, не обнажая сабель, прогонят москвичей плетьми и навсегда отобьют им охоту соваться в Рязанскую землю.

Встреча произошла у села Скорнищева, и в завязавшейся битве рязанское войско потерпело страшное поражение. Князь Олег Иванович, преследуемый по пятам, едва спасся в Орду, а на великое княжение в Рязани Дмитрий Иванович посадил своего ставленника, Владимира Ярославича Пронского.

Лишь спустя год, заручившись поддержкой Мамая и выдав свою дочь Анастасию за влиятельного татарского темника, мурзу Солохмира, ставшего с той поры его правою рукой[285], князь Олег Иванович с его помощью прогнал из своей столицы Владимира Пронского и вновь утвердился на великокняжеском столе в Рязани. Но перед Дмитрием он все же счел за лучшее смириться и обещал ему свою дружбу.

* * *

В мае следующего года Михайла Александрович Тверской вместе с Андреем Ольгердовичем Полоцким, Дмитрием Друцким и другими литовскими князьями снова напал на московские земли. Он захватил город Дмитров, взял с него откуп и увел оттуда большой полон, а затем осадил Переяславль-Залесский. Но этот город был сильно укреплен, взять его приступом не удалось, а потому, опустошив его окрестности и прослышав о приближении московского войска, князь Михайла и его союзники повернули на север. По пути они ограбили город Кашин и привели в покорность Твери кашинского князя Михайла Васильевича, склонявшегося к Москве, а после того подступили к Торжку, откуда новгородцы, считая этот город своим, незадолго до того прогнали наместника, поставленного тверским князем. Отсюда Михайла Александрович отправил в Новгород посла с требованием немедленно сдать Торжок и выдать воевод, осмелившихся посягнуть на его наместника. Новгородцы это требование отказались исполнить и выслали против князя Михайлы большое войско, которое в первом же сражении с тверичами было разбито наголову. После этого Михайла Александрович взял Торжок приступом, разграбил его и сжег.

Все эти действия тверского князя имели целью отвлечь внимание Дмитрия Ивановича от Ольгерда, который в это время с огромным войском быстро двигался на Москву, как всегда, стараясь подойти втайне и напасть врасплох.

Но на этот раз его расчеты не оправдались: князь Дмитрий, на опыте двух предыдущих войн хорошо изучивший тактику литовского полководца, через своих лазутчиков вел за ним неусыпное наблюдение и вовремя был предупрежден об опасности. Едва перейдя русские рубежи, передовой отряд литовского войска столкнулся с московским сторожевым полком и был разбит. Это сразу окрылило москвичей и обескуражило Ольгерда, который увидел, что его игра разгадана и что дальше надо воевать в открытую. Все же он продолжал двигаться вперед, и встреча главных сил произошла возле города Любутска, куда, на соединение с Ольгердом подошло из-под Торжка и войско тверского князя.

Противники остановились один против другого по сторонам глубокого оврага, в лесистой и сильно пересеченной местности, где не приходилось и думать о каком-нибудь обходном движении, засаде и прочих военных хитростях, в которых был так силен Ольгерд. Прямых же действий он не любил и потому стоял на месте, не начиная сражения. Не начинал его и Дмитрий, знавший, что к нему отовсюду идут подкрепления и что с каждым новым днем увеличивается вероятность его победы. К битве не располагала и погода: шел нескончаемый холодный дождь, промокшие до нитки воины не имели даже возможности развести костры и обсушиться.

Так прошло несколько дней. Наконец, заметив в своем войске признаки нарастающего уныния и боясь окружения, Ольгерд вступил в переговоры. Он дал Дмитрию клятвенное обещание впредь не выступать на стороне тверского князя против Москвы и в русские усобицы не вмешиваться. Михайле Александровичу, крайне недовольному таким оборотом дела, ничего не оставалось, как возвратить Москве все захваченные им города, после чего Дмитрий согласился отпустить тверского княжича Ивана, получив за него предварительно десять тысяч рублей, уплаченных Мамаю.

На том был заключен мир, в скором времени закрепленный торжественно отпразднованной свадьбой Владимира Андреевича Серпуховского и княжны Елены Ольгердовны.

В 1373 году, впервые за много лет, русские города и веси встретили весну в тишине и мире.

Князь Михайла Александрович, не надеясь больше на помощь Ольгерда, с наступлением тепла не пошел, как стало у него обычным, разорять окраинные московские земли, а сидел дома и, согнавши в Тверь множество смердов из окрестных селений, обновлял одряхлевшие стены своей столицы.

Князь Дмитрий Иванович, хотя и успокоенный известиями, приходившими из Литвы и из Твери, все же держал наготове большую рать: ему уже не верилось, что будет в его жизни хоть один такой год, когда она не понадобится. Сейчас более всего опасался он непокорности Новгорода, где предстояло собрать дань за несколько последних лет. Но и тут все обошлось ладом: князя Владимира Серпуховского, посланного Москвой, новгородцы приняли с честью и дань заплатили сполна.

Но войско пригодилось Дмитрию для другого: едва наступило лето, пришли вести, что князь Олег Иванович чем-то прогневал Мамая, а потому на Рязанщину нагрянула татарская орда, которая, разоряя все на своем пути, приближается к московским рубежам. Когда слухи эти подтвердились, Дмитрий Иванович сам вывел свою ратную силу на Оку и простоял там все лето, преграждая путь татарам, покуда они, разграбив Рязанскую землю, не повернули назад.

Вскоре стало очевидным, что, если бы не предусмотрительность Дмитрия, Москва разделила бы участь Рязани. Мамай бросил в этот поход почти все свои тумены, чего не сделал бы ради одной Рязанщины. И это известие встревожило великого князя больше, чем та опасность, которой он только что избежал: если Мамай так осмелел, значит, он уже не опасается за свой тыл, — иными словами, чем-то нарушено то равновесие сил, которое только и позволяло Москве успешно отбиваться от своих многочисленных врагов. Что же случилось в Сарае и почему бездействует Карач-мурза?