По версии защиты, к 1 июля 1914 года лишь 5 процентов стали Круппов использовалось для производства пушек. (По другим данным – до 39 процентов, но обвинение, изнуренное процессом, не стало в это вникать.) В период между двумя мировыми войнами, по словам свидетелей защиты, всего 14 процентов продукции фирмы использовалось в военных целях; в 1939 году военную продукцию производили лишь около четверти рабочих фирмы, и только когда фюрер провозгласил тотальную войну, число занятых военным производством увеличилось до 42 процентов.

Проанализировать и оценить все эти данные было невозможно, тем более что свидетели расходились в своих показаниях. А самое главное, они не имели прямого отношения к сути выдвигаемых обвинений. Если американская сторона протестовала, немцы заявляли, что их притесняют. Когда суд отклонил первое и четвертое из обвинений (участие в агрессии и заговор), это могло означать что угодно, только не германофобию американских судей. Что касается немецких адвокатов, то они восприняли это со злорадством, поспешив объявить о «крахе политической и теоретической основы обвинения в целом».

Американцев раздражал отказ самого Круппа выйти на свидетельское место. Они собирались его допросить по поводу поезда, который увез 500 евреек в Бухенвальд, и что за работы велись в Аушвице, зачем крупповских женщин-охранниц обучали по методике СС и т. д. Он имел право не давать показаний против самого себя, но его «молчаливая забастовка» не могла не вызвать осуждения судей.

Вообще-то это был их собственный ляпсус. Три месяца назад американские судьи допустили промах, который и дал Круппу предлог не выступать в судебных заседаниях. Впоследствии Кранцбюлер признался, что защита просто искала такую возможность, Альфрид ни в коем случае не должен был подвергнуться перекрестному допросу: эти запротоколированные показания работали бы против него до конца жизни.

Началось с того, что еще в январе трибунал решил, для ускорения дела, что менее важные свидетели могут дать письменные показания в различных помещениях Дворца правосудия. Немецкий адвокат Шильф настаивал, чтобы при этом непременно присутствовали обвиняемые. Ему было отказано, и суд оставил свое решение в силе. Тогда все адвокаты Круппа в знак протеста вышли из зала суда. На континенте это считалось приемлемой формой протеста, а в Америке и Англии – нарушением закона. Тэйлора и Кранцбюлера, которые могли дать разъяснения, в это время не было (они работали на других процессах). Судьи, не знакомые с континентальным правом, сочли, что было проявлено намеренное неуважение к суду. Председатель велел разыскать адвокатов. Нашли и доставили в зал суда шестерых. Им было объявлено, что они подлежат аресту за неуважение к суду, и адвокатов отвели в камеры. Это неразумное решение было принято из-за незнания местных законов. После суток ареста пятеро принесли обвинения суду. Но шестой отказался это сделать и был отстранен от участия в процессе. Для Кранцбюлера это был просто подарок судьбы. Он тут же заявил: «Мой подзащитный в дальнейшем воздержится от любых личных заявлений, будучи убежден, что они только ухудшат положение».

Странная логика, тем более что пятеро из обвиняемых – Бюлов, Ин, Янсен, Коршан и Купке – продолжали давать показания по делу Альфрида и по вопросам, касавшимся друг друга. Но Крупп получил предлог молчать, а миллионы немцев уверились, что Альфрид, как некогда его отец, стал мучеником за фатерланд.

* * *

Но пока еще, несмотря на события в Берлине, политики не давили на военные суды. Защита отдыхала, перекладывая заботы на главного крупповского советника, а тот представлял дело так, что «молодой Альфрид» не мог быть ничем, кроме как колесиком в общем механизме. И вот 30 июня Крупп сделал в суде личное заявление. Он говорил спокойно и внешне выглядел уверенным. По словам Альфрида, он выступил от имени своих коллег, ставших обвиняемыми. Они работали в его фирме, будучи уверенными, что ее репутация останется нерушимой. Но теперь все они оказались жертвами некоего мифа. Его концерн, который был только деловым предприятием, превращен в символ тевтонской агрессии. Лично он, Крупп, никогда, даже ребенком, не слышал, чтобы на вилле «Хюгель» кто-то одобрительно говорил о войне, а символом Дома Круппов является не пушка, но три колеса, что является знаком торговли, а не войны. Альфрид убежден, что его отец Густав был бы оправдан, если бы предстал перед Нюрнбергским трибуналом. Но его собственное положение отягощается тем, что он теперь должен отвечать за систему, которую не создавал и, по его словам, во многом не одобрял. Теперь вот его обвиняют в том, что он сотрудничал с государством. Однако, громко заявил Крупп, возвысив свой глубокий баритон так, чтобы услышала вся Германия, он даже гордится этим: «Нам нельзя поставить в вину, что в трудный час военной опасности мы исполняли свой долг, следуя тем же путем, что и миллионы других немцев на фронте и в тылу, причем многие из них отдали свою жизнь». Альфрид решительно отклонял обвинения в ограблении оккупированных земель. Проблема использования рабского труда для него была сложнее, и это обвинение он игнорировал, как будто такого вопроса вообще не существовало. Он просто говорил, что в его концерне всегда люди были важнее денег, что он воспитан в традиции бережного отношения к людям, которые в нем работали, причем некоторые – на протяжении нескольких поколений. Но Альфрид имел в виду лишь немцев. А рабы не были крупповцами, они не были людьми. С помощью такого софистического приема Крупп мог позволить себе утверждать, что «ничего бесчеловечного» по отношению к работникам фирмы не допускалось.

Судьи работали над приговором около месяца. В вине Альфрида практически никто не сомневался. Разногласия возникли по поводу Лезера, который уже признался в своей подпольной деятельности против Гитлера. Андерсон верил ему и считал, что его следует оправдать. Дейли и Вилкинс, не доверяя показаниям Лезера, выступали за его осуждение. Были разногласии по характеру наказания для Круппа. Все согласились, что Круппа следует лишить свободы, но Дейли и Вилкинс настаивали также и на конфискации имущества.

Приговор был торжественно оглашен 31 июля 1948 года. Язык этого многостраничного документа достаточно резок. В частности, там было сказано, что при Альфриде «фирма Круппов, этот огромный спрут, постоянно выбрасывала свои щупальца в том же направлении, в котором двигалась агрессивная машина вермахта, чтобы всасывать в Германию все, что требовалось для ее военных целей и в особенности – для самой фирмы. Не вызывает сомнений, что это стало возможным в значительной мере благодаря союзу между Круппом и правительством рейха, особенно – командованием армии и флота, а также близости Круппа к Гитлеру. Деятельность концерна во время войны во многом основывалась на ограблении других стран и на эксплуатации принудительного труда масс иностранных рабочих, в отношении которых имели место многочисленные злоупотребления».

Судья Дейли велел «обвиняемому Круппу фон Болену» встать, и, когда он выполнил этот приказ, судья мрачно объявил: «На основании предъявленного вам обвинительного заключения трибунал приговаривает вас к двенадцати годам тюремного заключения с конфискацией всего имущества – недвижимого и движимого». Дейли добавил, что Круппу будет зачтен срок предварительного заключения, начиная с апреля 1945 года. Потом он закончил: «Вы можете сесть».