На обслуживании железных дорог в крае в 1899 году были задействованы 5529 человек. При этом чиновников в штате железной дороги было немного. Цифры ужаснут сегодняшних менеджеров РЖД. Туркестан в 1899 году курировал 21 классный чиновник. Еще в штате дороги были 4 священника, 10 врачей и 36 учителей. При этом дорога имела 311 паровозов и 4552 вагона. На всем протяжении Закаспийского пути было построено 99 станций, 96 мостов, организовано водоснабжение, а также построены училища, мастерские, дома для рабочих и инженеров. Возле станций возникали зеленые поселки, где рядом жили русские и местные — таджики и узбеки. К 1911 году население, проживавшее близ дороги, составило 57 тысяч человек.

До 1887 года дорога приносила только убытки. В 1888 году принесла первую прибыль — 31 тысячу рублей. Через десять лет, в 1898 году, прибыль составила 2 076 000 рублей золотом. В 1900 году — 3 644 299 рублей, а с 1900 по 1912 год чистая прибыль выросла до 33,3 миллиона рублей.

И вот тогда, когда дорога принесла первые доходы, летом 1888-го, в Среднюю Азию отправился молодой человек. Начинающий политик, аристократ, будущий вице-король Индии Джордж Натаниэл Керзон. Он проехал поездом через всю Россию, от Петербурга до Москвы и Нижнего Новгорода, потом в Баку, оттуда на колесном пароходе он перебрался в Красноводск. Там Керзон отправился на восток по новой российской железной дороге. Маршрут пролегал через Геок-Тепе Ашхабад, Мерв, Бухару и Самарканд. Сначала почти 300 миль колея проходила параллельно и близко к персидской границе. Железная дорога, как заметил Керзон, обладала большими возможностями для переброски войск.

Джордж Натаниэл Керзон был любознательным человеком — все, что видел, записывал, при необходимости сходил и осматривал все, что ему интересно, потом ехал дальше следующим поездом. Потом это стало основой его труда «Россия в Центральной Азии и англо-русский вопрос». Мерв молодому политику не понравился. Особенно не обрадовали его туркмены, щеголявшие в русских мундирах. Он написал:

«Ничто не оставило большего впечатления завершенности завоеваний России, чем зрелище этих людей, только восемь лет назад ожесточенных и решительных врагов России на поле боя, а теперь носящих форму ее армии, делающих карьеру на царской службе и пересекающих Европу, чтобы приветствовать Большого Белого Царя как своего властелина»[318].

Бухара и Самарканд впечатлили его своей особой восточной красотой и экзотикой. Не понравилось ему русское присутствие там. В Бухаре, например, его как почетного гостя разместили в здании российского посольства. Но сам Керзон счел, что Бухара управляется именно отсюда, что коварные русские уже почти подменили собой эмира. На самом деле, русские настолько не вмешивались в жизнь вассального эмирата, что еще в начале 20 века в Бухаре фальшивомонетчиков скидывали со специальной башни (зверства ИГИЛ, говорите?) и устраивали публичные казни государственных преступников с отрезанием голов. Побывал Керзон и в Ташкенте, где его, конечно, впечатлила русская часть города, но при этом он все же пришел к выводу, что чиновники тут сплошь казнокрады, англофобы, всем заправляют военные, а Ташкент долго служил убежищем для «пошатнувшихся репутаций и разрушенных состояний, возможность восстановления которых была связана исключительно с полем битвы». То есть все русские авантюристы от власти приехали в Азию. И все же он был вынужден признать — российское правление принесло мусульманским народам Средней Азии немалые выгоды, новая железная дорога будет способствовать экономическому росту региона, цивилизационные усилия русских дают плоды. И главное — они в чем-то более умелые колонизаторы.

Карта Туркестанского края конца 19 века

К чему я написал это все — о железной дороге, о поездке Керзона? К тому, что в годы после распада СССР в бывших союзных республиках Средней Азии возникла новая историческая мифология, суть которой, если кратко, сводится к следующему: жили себе великие цивилизации Востока, никого не трогали, были высокоразвитыми. А потом пришли русские варвары и колонизаторы и все сломали и уничтожили. Об этом пишут книги, об этом рассказывают в учебниках. В Туркменистане, скажем, ежегодно отмечается национальный День памяти — день траура по погибшим 12 января 1881 года при защите крепости Геок-Тепе от русских оккупантов. И судя по всему, в Туркменистане дня памяти, посвященного погибшим в неволе рабам, нет. Но это не к тому, что одни хорошие, а другие плохие. Это к тому, что история стала инструментом политики. Впрочем, однобокой трактовкой грешат нередко и наши российские историки. И потому, хотя бы кратко, нельзя не сказать, что же изменило в Средней Азии русское присутствие.

Да, русское правление в Туркестане не было идеальным. Все присущие бюрократии элементы — коррупция, казнокрадство, хищения, пренебрежение нуждами местного населения — имели место. И об этом писали не только англичане. Русский путешественник и военный географ, генерал-майор Михаил Иванович Венюков очень подробно в одной из работ разбирал подобные отвратительные примеры.

«Уездное начальство, т. е. то, которое стоит ближе всего к народу, так сказать, удалено от глаз и контроля администрации центральной. По назначении на должность, офицеры вступают на путь азиатских порядков и злоупотребляют своею властью, считая себя почти вне всякой ответственности. Поразительный тому пример мы видим в деле управления Кураминским уездом, который прилегает к Ташкенту. Начальник его, полковник Колзаков, собрал в один год 90.000 рублей разными незаконными налогами и все их прожил, кроме других еще, казенных денег. Он был, однако же, в восьми верстах от дома генерал-губернатора, и всем было известно, что он живет открыто, дает обеды и ужины, играет в карты, одним словом, живет так, как было бы невозможно жить на одно жалованье в 2.400 рублей. В числе прочих нововведений, в видах благосостояния края, открыты были сберегательные кассы; но последовавшим распоряжением генерал-губернатора деньги эти разрешено обратить на административные нужды уезда. Фонд, состоявший приблизительно из 22.000 рублей, исчез совершенно, и неизвестно куда; в отчете об этой сумме упоминается лишь отделка дома местного уездного начальника. Деньги выжимаются у туземцев во всякое время и под всякими предлогами; так, напр., вполне нелегальным образом запрещено кому бы ни было переезжать через Сырдарью в каком бы ни было месте, кроме указанных, под угрозою ссылки в Сибирь. А указанные переправы находились на откупу у приятелей уездного начальника. Когда же наконец дело это слишком огласилось, губернатор вынужден был обратить на него внимание и удалил начальника из уезда; но вместо всякого взыскания он перевел его в другую местность, на том основании, что считает его за весьма полезного офицера»[319].