В Калькутте это понимали куда лучше, чем в Лондоне и Петербурге. И разграничением по Амударье русско-британское противостояние не завершилось. Две державы стали лишь с еще большим подозрением смотреть на действия противника в Центральной Азии. Потому что там оставалось что делить. Взоры разведчиков и дипломатов обратились к Памиру.

Это было более чем логично. Как англичане понимали, что при определенных условиях русские смогут перебросить войска через этот район и оказаться в Индии, так и русское командование в Ташкенте и Петербурге видело для себя угрозу в том, что этот район проходим и в обратную сторону. Кроме того, границы на Памире фактически отсутствовали, и потому лишь условно считалось, что это зона русского влияния и русских интересов. Она могла быть так же и английской, и афганской. Вопрос был лишь в том, кто первый договорится с местными вождями и беками и установит свои посты. Блестящий русский разведчик Бронислав Людвигович Громбчевский в своем докладе о Памире писал:

«Я вовсе не хотел бы вселить убеждение, что дорога чрез Памиры есть самый удобный путь в Индию. Наоборот, я глубоко убежден, что в случае столкновения с Индией, главные силы русских войск будут двинуты со стороны Закаспийской области чрез Герат и частью из Туркестана чрез Бамьян на Кабул. Но думаю, что посылка чрез Памиры в Кашмир 3–4 тысячного корпуса не только вынудит англичан отказаться от мысли воспользоваться кашмирскими войсками для борьбы с Россией, но, в силу недовольства кашмирцев англичанами усиленного низложением в настоящее время кашмирского магараджи, заставит англичан выделять часть войск из внутренней Индии для наблюдения за Кашмиром. Таким образом, появление даже небольшого отряда русских войск со стороны Памиров отвлечет громадные силы у англичан и в значительной степени облегчит задачу главного операционного корпуса.

Как долина Большого Алая справедливо может считаться этапным пунктом для движения русских на Памиры и далее за Гиндукуш, так, в свою очередь, долина озера Шива поможет англичанам снарядиться для дальнейшего похода в русский Туркестан»[310].

Лишь труднодоступность района была причиной того, что взялись за него всерьез только в конце 19 века. Но изучали Памир на протяжении всего столетия. Английский разведчик и путешественник Хейуорд, тот, что когда-то оказался в плену у властителя Кашгарии Якуб-бека, составил карту Восточного Памира и первым описал орогидрографические черты Восточного Памира. Кстати, когда в июле 1870 года разбойники убили Хейуорда с целью ограбления, то англичане сочли, что это было дело рук русской агентуры. За изучение Восточного Туркестана и Памира Хейуорд был посмертно удостоен медали Королевского географического общества.

Под видом купца в 1873–1874 годах Памир посетил пандит Хавильдар[311]. Он провел картографирование верховий Окса, побывал в Кулябе. Другой пандит, Мухтар Шах, воспитанник Томаса Монтгомери, в 1879 году проник в княжества Шугнан и Рушан. За это он был награжден золотой медалью Международного географического конгресса.

Русские исследователи стали посещать Памир после 1873 года. Как уже говорилось, обычно это были военно-исследовательские экспедиции. Путешественники, отправленные в регион Русским географическим обществом, или сами были офицерами, или имели офицеров в составе отряда. И обычно их сопровождали казаки. Военная топография как у англичан, так и у русских была частью разведывательной службы, и системными исследованиями Центральной Азии занимался Корпус Военных топографов. В нем было специальное отделение — Военно-топографического депо, офицеры которого изучали дороги, тропы, реки, горные перевалы на предмет их пригодности для перемещения войск. Непосредственно на Памире эту деятельность вело Четвертое Съемочное отделение Военно-топографического отдела штаба Туркестанского военного округа. Первыми детальное исследование северо-востока Памира провели офицеры Съемочного отделения под командованием штабс-капитана Родионова.

После покорения Коканда в 1876 году военно-научная экспедиция под командованием Михаила Дмитриевича Скобелева отправилась на Северный Памир. Подполковник Корпуса военных топографов Лебедев составил тогда первую подробную и точную карту района.

В 1877–1878 годах прошла памирская экспедиция русского зоолога и географа Николая Алексеевича Северцова, в составе которой тоже были военные топографы. Примерно в те же годы русский геолог Иван Васильевич Мушкетов исследовал Памиро-Алайскую горную страну, Ферганскую котловину, стык Алайского и Ферганских хребтов, а также Зеравшанские ледники. И с ним тоже ездили военные топографы.

В 1879 году на Памир отправился русский путешественник Василий Федорович Ошанин, а военным топографом с ним был начальник Съемочного отделения штаба Туркестанского округа штабс-капитан Родионов. Они исследовали Гиссар, Каратегин, Алай и открыли величайший ледник Памира, дав ему имя русского ботаника, друга Ошанина — Алексея Федченко.

В 1883 году состоялась Памирская экспедиция капитана Путяты, которая упоминалась чуть раньше. В 1886 году Южный Памир посещала русская экспедиция, которая исследовала весь правый берег Амударьи и Пянджа.

Знаменитые русские натуралисты и путешественники Григорий Ефимович и Михаил Ефимович Грум-Гржимайло совершили четыре путешествия на Памир. Но был человек, ныне незаслуженно забытый, который сыграл особую роль в исследовании Памира и в Большой Игре. Это Бронислав Людвигович Громбчевский, цитату из его доклада я привел чуть раньше. Он написал его по возвращении из экспедиции 1888 года.

Родился Бронислав Людвигович 15 января 1855 года в семейном поместье в Ковенской губернии. По национальности он был поляк, но всю жизнь верно и преданно служил России, отчего его имя сейчас в Польше стараются не упоминать. Почему так случилось у нас? У меня нет ответа на этот вопрос, лишь есть глубокая досада и чувство стыда. Громбчевский закончил русскую классическую гимназию в Варшаве, потом Варшавское пехотное юнкерское училище. По окончании получил звание прапорщика и был переведен на службу в 14-й Туркестанский линейный батальон. Он участвовал в Алайском походе под руководством Скобелева в 1876 году, в маневрах на афганской границе в 1878 году, когда Кауфман отправил отряды для создания видимости угрозы прорыва в Индию.

В 1888 году Громбчевский стал чиновником — был помощником начальников уездов, потом секретарем Российского императорского пограничного комиссара по разграничению Ферганской области с Кашгарией. Затем стал старшим помощником начальника Ошского уезда и старшим чиновником особых поручений при военном губернаторе Ферганской области.

А в конце 1885 года состоялась первая экспедиция Громбчевского, точнее, поездка. Отправившись в пограничные районы Тянь-Шаня, он заехал в Южную Кашгарию, и, вероятно, это была своего рода проверка, потому что после этого он прошел стажировку на физическом факультете Санкт-Петербургского университета, где изучал основы геодезии и практику в Пулковской обсерватории. А после, в 1888 году, его послали в экспедицию в княжество Канджут, расположенное на севере от границ Британской Индии. Громбчевский проехал почти 2500 километров, он с севера видел одну из величайших вершин мира — К2 и дал ей название «пик Цесаревича Николая». Правитель Канджута (современное названием Хунза) Сафдар-Али-хан принял Громбчевского торжественно и радостно. Он попросил офицера передать российскому императору просьбу о принятии его в подданство России и о снабжении оружием, потому что британцы и кашмирцы вот-вот захватят и покорят его княжество, а он этого не хотел бы. Громбчевский имел на этот счет свое мнение: