проступили крупные капли пота. Кошелек был пуст.

Яков долго смотрел на расшитую золотом бархатную тряпку, именуемую кошельком. Затем с ненавистью закинул ее в дальнюю лужу. пустив в бессилии руки, атаман всем телом прислонился к загородке. Мыслей более не было. Все обернулось пустой суетой. Надежды и стремления человека, все мечтания его — обман.

От комендантского дома бодрым шагом двигалась солдатская команда. Перед ними важно выступал Федька Гневышев, рассказывая о том, как привечала его минувшей ночью одна смазливая бабенка. В нескольких шагах от атамана Федька остановился и указал на него рукояткой арапника:

— Этот!

Солдаты окружили Якова. Сержант постарше, с широкими усами и сизым шрамом у края левой брови, промолвил весело:

— Так ты и есть Яков Дуб? Радуйся, парень, нынче тебе повезло. Хе-хе, благодари за то господа и его святую матерь! Недавно светлейший фельдмаршал наш Александр Меншиков просмотрел старые списки татей и счастлив был узнать, что ты жив и здоров. Да поделился радостью с его царским величеством. Да в придачу и расхвалил тебя, сказав царю-батюшке, что такого, как ты, ловкача, — ворюгу да смутьяна — на свете, пожалуй, и не сыщешь. А посему владыка Земли Российской повелеть изволил: повесить Яшку, да немедленно. Вот какое счастье тебе привалило, добрый молодец! По приказу самого царя! Так что мы для тебя приготовили добрую веревочку, гладкую и скользкую. Раз — и готово. Будешь ею доволен. Не выпить мне нынче чарки, если не будешь доволен.

Яков Дуб протянул руки палачам, которые мигом их связали.

Глава VII

1

Миновал полдень. Каменные дворцы Петербурга отвечали гордыми бликами высокому летнему солнцу. От их больших окон щедрые лучи отражались и долетали до медленного течения Невы, лаская паруса кораблей, достигая даже далекого марева широких балтийских просторов. Дмитрий Кантемир отправился на пешую прогулку, дабы снова полюбоваться красотами севера. Приказав, чтобы слуги готовили багаж для отъезда в Москву, князь шел к царю, чтобы проститься. Капитан Георгицэ Думбравэ вызвался его проводить и теперь рассказывал о своем житье-бытье.

— Что нынче мне всего труднее, государь, — жаловался он, — это справляться с Линой. Как и прочие жены, чем она старше годами, тем становится зубастее.

— Стала зла на язык? — удивился Кантемир.

— Не зла, государь. Но когда начинает свои речи, хочется сбежать на край света. Я, конечно, не убегаю. Остаюсь и внимаю. Даже думаю иногда, о чем она тараторит. Не скажешь, что болтает всегда ерунду.

— Чему же, господин капитан, поучает тебя госпожа Лина, если ее болтовня вначале досаждает тебе, а потом — и нравится?

— Уши мне прожужжала насчет разных жизненных дел, государь. А я прислушиваюсь к тому, ибо она — верная жена и родила мне двоих сынов, а надо думать, родит и дочек. Люблю я ее и гневаюсь, когда она топит меня в своих речах, ибо она кормит меня, и обстирывает, и моет, провожает меня из дому в плавание и ожидает, когда вернусь. И говорит она мне, поправляя чепец на кудряшках и глядя на меня исподлобья, долги годы, мол, мечтали мы, бэдицэ капитанушко, о нашей Молдове, подобной цветку по весне, и годы еще, наверно, придется о ней мечтать, так что старость, скорее всего, настигнет нас с тобой здесь, ежели Дмитрий-воевода насовсем переберется из Москвы в Питербурх; так что ты, бэдинцэ капитанушко, понапрасну мечтаешь о чарочке тулбурела[97] на виноделье в Лапушнянском уезде; попивай себе русские меды да горелку и оставь напрасные мечтания.

— Так она полагает, твоя хозяюшка?

— Именно так, государь.

— И ты ее за то бранишь?

— За что, государь? Не стану я ее бранить. Если пытаюсь оспаривать ее суждения, приходится мне плохо. Бросается она ко мне, и в опасности теперь уже мои косточки. Так что я даю ей покудахтать вволю и выхожу себе на лужок. Нюхаю цветочки и размышляю. То, что делает мой славный господин и покровитель Дмитрий-воевода, думаю я, есть дело правое. Я последовал за ним не колеблясь, когда его высочество геройски решил противостоять султану и визирю; с той же верой последовал за ним в изгнание. Буду с ним и впредь, где бы его милость ни оказался. Но не могу не слушать и мою Лину. Ибо не одну ее терзают колебания и сомнения. То же происходит и с другими.

По широкой дороге проехала телега, запряженная четверкой. Проследовал полк драгун. От Кроншлота донесся пушечный гром. Ему отозвались колокола на звоннице Петропавловского собора.

Кантемир взглянул на своего спутника искоса. Из стройного молодца, каким Георгицэ был еще в Стамбуле и в Яссах, вырос зрелый муж с упрямым взглядом и разумным суждением. Под треуголкой с галунами пробивались ростки седины, новенький мундир флотского капитана достойно дополнял облик мужественного офицера его царского величества. Опасения Георгицэ, несомненно, не могли питаться единою жениной болтовней: то были заботы, терзающие его давно, но которые он не решался высказать князю от своего имени.

— Экий ты, капитан, с твоею Линой хитрецы, — обласкал его Кантемир отеческим голосом. — Только помни мой совет: знай во всем меру. Ибо поговорка гласит: смелость с расчетом — достоинство, без оного же — безумие.

— Правда, государь, этого не отрицает даже моя Лина, — усмехается капитан Георгицэ, радуясь тому, что князь сумел разобраться в его треволнениях.

— Тогда все прекрасно, — продолжал Кантемир. — Римский зодчий Витрувиус следующим образом описал для нас симметрию человеческого тела. Если на пуп человека, лежащего на спине с вытянутыми руками и ногами, поставить одну сторону циркуля, а другой — описать окружность, пальцы рук и ног того человека должны касаться круга. Легкомыслие представляет себе, что таков непреложный закон бытия, и если встречается несоответствие, что не вмещается в круг, иначе говоря, слишком короткие ноги или длинные руки, либо наоборот, тогда легкомыслие, более от невежества, чем от знания закона, начинает роптать и жаловаться, порой же — пускаетея в пустые выдумки. Мы с тобой надеялись, что Россия вмешается в войну австрияков с турками. Но этого не случилось; и вот цесарцы заключили в Пожаревце с погаными мир, получив Словению и Банат, северные уезды Боснии и Белград. Война русских со шведами все тянется и тянется. Других средств вернуться в Молдавию у нас нет. Как же