Нет! Нет! Нет! Никогда! Не бывать этому! Он должен идти напролом! Иногда выхода у него нет!

Юджин долго сидел и думал.

Следующий шаг, который предприняла миссис Дэйл, не доставил ей таких неприятностей, как первый, хотя пользы и он не принес. Она вызвала своего домашнего врача, доктора Летсона Вули, пользовавшегося неограниченным доверием своих пациентов. Будучи сам человеком строгих правил, непоколебимым в вопросах чести и морали, он проявлял достаточную широту взглядов и терпимость, когда речь шла о ближнем.

– Ну, миссис Дэйл, чем могу вам быть полезен сегодня? – спросил он, входя в библиотеку, расположенную на первом этаже, и сердечно, хотя и с несколько усталым видом, пожимая ей руку.

– Ах, доктор Вули, у меня такие неприятности! – сразу же начала миссис Дэйл. – У нас собственно никто не болен. Но уж лучше бы болезнь. Дело гораздо серьезнее. Я вызвала вас, потому что рассчитываю на вашу помощь и сочувствие. Речь идет о моей дочери Сюзанне.

– Так, так, – пробормотал доктор. Голос его звучал хрипловато, потому что его голосовые связки были стары. Глаза зорко смотрели из-под мохнатых седых бровей – это был взгляд человека, умеющего многое видеть и таить про себя. – Что же с ней случилось? Что она сделала такого, чего не следовало бы делать?

– Ах, доктор, – воскликнула миссис Дэйл, чуть не плача, так как переживания последних дней совсем лишили ее самообладания, – я не знаю даже, что вам сказать. Не знаю, с чего начать. Сюзанна, моя дорогая, моя бесценная Сюзанна, которой я так бесконечно доверяла, на которую так полагалась…

– Ну, ну, что же дальше? – прервал ее излияния доктор Вули.

И миссис Дэйл рассказала ему всю историю и ответила на некоторые в упор поставленные вопросы.

– Говоря по правде, вы должны еще быть благодарны судьбе, – сказал он. – Сюзанна могла уступить этому человеку тайком от вас и потом сообщить вам об этом как о свершившемся факте, а может быть, и совсем не сообщить.

– Не сообщить? О доктор! Моя Сюзанна!

– Миссис Дэйл, прежде чем стать вашим врачом, я был домашним врачом вашей матери. Я немного разбираюсь в человеческой природе вообще и неплохо изучил членов вашей семьи в частности. Ваш муж, если вам угодно будет вспомнить, был человек весьма решительный. Сюзанна, возможно, унаследовала его характер. Она очень молода, – прошу не забывать этого, – она сильная, здоровая девушка. Сколько лет этому Витле?

– Лет тридцать восемь, тридцать девять, доктор.

– Гм! Я так и думал. Опасный возраст. Надо только удивляться, что вы сами так благополучно миновали этот период. Ведь и вам под сорок, не правда ли?

– Да, доктор, но вы единственный человек, которому это известно.

– Знаю, знаю. Возраст опасный. Вы говорите, что он стоит во главе «Юнайтед мэгэзинс»? Я, кажется, слыхал про него. Я знаком с мистером Колфаксом. И вы находите, что этот человек способен так увлечься?

– Мне и в голову не приходило – до этой истории.

– Что ж, тут нет ничего невозможного. Тридцать восемь – тридцать девять, с одной стороны, и восемнадцать – девятнадцать, с другой, – никуда не годится. А где Сюзанна?

– Вероятно, наверху, у себя в комнате.

– Может быть, мне поговорить с ней, хотя вряд ли это поможет.

Миссис Дэйл вышла и не возвращалась добрых три четверти часа. Сюзанна была раздражена, она упрямилась и на все уговоры матери отвечала отказом. Зачем вмешивать в это дело посторонних людей, а тем более доктора Вули, которого Сюзанна хорошо знала и очень любила? Когда мать сказала ей, что доктор Вули хочет ее видеть, она сразу заподозрила, что это имеет какое-то отношение к Юджину, и спросила, зачем она понадобилась доктору. В конце концов она согласилась спуститься, хотя сделала это с единственной целью доказать матери всю бессмысленность и глупость этой суматохи.

Старый доктор сидел и думал о странной неразберихе, именуемой жизнью, где действуют непонятные законы физики и химии, где свирепствуют недуги и бушуют человеческие страсти – любовь и ненависть в их различных проявлениях; когда вошла Сюзанна, он поднял голову и внимательно посмотрел на нее.

– Рад вас видеть, Сюзанна, – с шутливой ласковостью сказал он, вставая и делая несколько шагов ей навстречу. – Как поживаете?

– Очень хорошо, доктор, а вы как?

– Да как видите, как видите, Сюзанна, – еще немного постарел, стал еще немного суетливее. Ничего не поделаешь, когда чужие горести – твои горести. Мне ваша матушка рассказала, что вы влюбились. Это очень интересно, не правда ли?

– Знаете, доктор, – вызывающе ответила Сюзанна, – я уже сказала мама, что у меня нет желания обсуждать этот вопрос, и я считаю, что она не имеет никакого права принуждать меня к этому. Я не хочу говорить на эту тему и не стану. Я нахожу, что это величайшая бестактность.

– Бестактность? – повторила миссис Дэйл. – Ты считаешь, что обсуждать твои намерения – бестактность? А я должна тебе сказать, что люди назовут то, что ты собираешься сделать, преступлением!

– Я уже сказала, мама, что пришла сюда не для того, чтобы спорить, и предпочитаю молчать! – сказала Сюзанна, поворачиваясь к матери. – Мне здесь нечего делать. Я не хотела обидеть доктора Вули, но и не намерена оставаться здесь и снова выслушивать все, что тебе вздумается сказать.

Она шагнула к двери.

– Вот что, миссис Дейл, вы нам не мешайте, – сказал доктор Вули, и уже самый тон, каким он это сказал, заставил Сюзанну остановиться. – Я тоже того мнения, что разговоры делу не помогут. Сюзанна убеждена, что задумала что-то очень хорошее. Возможно, что это и так. Кто знает? Единственное, что стоило бы, по-моему, обсудить, – если вообще тут можно что-либо обсуждать, – это вопрос о времени. Я считаю, что Сюзанне было бы лучше немного подождать, прежде чем приводить в исполнение свое намерение, которое, надо полагать, не так уж плохо. Я совершенно не знаю мистера Витлу. Быть может, это способнейший и достойнейший человек. И все же Сюзанне следовало бы немного подождать. Я сказал бы, месяца три, а то и полгода. Ведь решение такого вопроса влечет за собой всевозможные последствия, – обратился он к Сюзанне. – Подумайте об обязанностях, которые выпадут на вашу долю, к которым вы, быть может, еще не совсем готовы. Не забывайте, что вам только восемнадцать или девятнадцать лет. Может случиться, что вам придется отказаться от выездов в свет, от танцев, от путешествий, да мало ли еще от чего – и целиком посвятить себя обязанностям матери и заботам о муже. Ведь вы предполагаете навсегда остаться с ним, не так ли?

– Я не хочу говорить об этом, доктор Вули.

– Но ведь это так, не правда ли?

– До тех пор, пока мы будем любить друг друга.

– Гм! Но ведь вы будете любить его какое-то время, – вы не станете этого отрицать, конечно?

– Разумеется, но к чему этот разговор? Я приняла решение.

– Речь идет лишь о том, чтобы вы еще немного подумали, – ласково продолжал доктор Вули, уже одним своим тоном обезоруживая Сюзанну и удерживая ее на месте, – чтобы не торопились и хорошенько взвесили все обстоятельства. Ваша матушка любит вас, и в глубине души, я убежден, вы тоже любите ее, несмотря на эту небольшую размолвку. Я и подумал, что во имя сохранения добрых чувств вы могли бы пойти на некоторые уступки, – ну, скажем, подождать полгода или даже год, и за это время как следует все обдумать. Мистер Витла, вероятно, не станет возражать. За такой срок чувства его к вам не изменятся. Что же до вашей матушки, то ей было бы легче, если бы она знала, что вы приняли решение не опрометчиво, а после зрелых размышлений.