– Как же ты собираешься вернуться? – возобновила свои уговоры миссис Дэйл после небольшой паузы, так как Сюзанна сидела, не обращая внимания на мать. – У тебя нет денег. Уж не намерена ли ты устроить скандал? Единственное, что я хочу, это чтобы ты пожила здесь несколько недель, – чтобы у тебя было время подумать вдали от этого человека. Я не хочу, чтобы ты ушла к нему пятнадцатого сентября. Я не позволю тебе это сделать. Почему ты так неблагоразумна? Ты могла бы отлично провести время. Ты любишь ездить верхом – пожалуйста. Я тоже буду ездить с тобой. Можешь пригласить кого-нибудь из подруг. Я велю прислать тебе твои платья. Только побудь здесь некоторое время и подумай хорошенько о том, что ты хочешь сделать.

Сюзанна отказывалась разговаривать. Она размышляла о том, как ей поступить дальше. Юджин там, в Нью-Йорке. В четверг он будет ждать ее.

– Конечно, Сюзанна, – вставил Кинрой, – отчего бы тебе не послушаться маминого совета? Она искренне желает тебе добра. Ведь то, что ты задумала, ужасно! Отчего не поступить так, как велит здравый смысл, и не остаться здесь месяца на три-четыре?

– Не будь попугаем, Кинрой! Я все это уже слышала от мама.

Когда миссис Дэйл упрекнула Сюзанну за ее тон, она ответила:

– Ах, замолчи, мама, я больше на желаю слушать! Ты меня ни в чем не убедишь. Ты мне солгала. Ты сказала, что мы едем в Олбэни. Ты заманила меня сюда. Так потрудись теперь отвезти меня обратно! Ни о какой Канаде не может быть и речи. Я не поеду никуда, кроме Нью-Йорка. Давай лучше прекратим этот разговор.

Поезд все мчался вперед. Был подан завтрак. В Монреале салон-вагон перевели на колею Канадско-Тихоокеанской железной дороги. Миссис Дэйл не переставала упрашивать Сюзанну, но та молчала и даже отказалась от еды. Она сидела и смотрела в окно, думая о том, как неожиданно все повернулось. Где сейчас Юджин? Что он делает? Что он подумает, если она не вернется в Нью-Йорк? Она не сердилась на мать, она чувствовала презрение к ней. Этот обман вызывал в ней досаду и отвращение. Она не испытывала безумного желания быть с Юджином, она просто думала о том, что все равно к нему вернется. Он рисовался ей таким, как она сама, – сильным, терпеливым, находчивым, готовым, если нужно, прожить некоторое время и без нее – хотя о себе она тоже имела довольно смутное представление. Ей очень хотелось увидеть его, но в сущности гораздо больше хотелось дать ему возможность увидеть ее, раз ему этого так сильно хочется. Каким чудовищем должна казаться ему ее мать!

В полдень они прибыли в Джуинату, а в два находились уже в пятидесяти милях к западу от Квебека. Сюзанна решила было совсем не притрагиваться к пище, чтобы досадить матери, но потом поняла, что это глупо, и села за стол. Своим поведением она создавала чрезвычайно тяжелую атмосферу для матери и брата, и те увидели, что ничего не добились, а только перенесли свои испытания в другое место. Ее воля не была сломлена. В вагоне дышалось, как перед грозой.

– Сюзанна, – обратилась к ней миссис Дэйл, – почему ты не хочешь со мной разговаривать? Почему ты отказываешься понять, что я делаю это для твоего же блага? Я хочу дать тебе время подумать. Поверь мне, я вовсе не желаю применять насилие, но войди и ты в мое положение…

Сюзанна молча глядела в окно на мелькавшие мимо зеленые поля.

– Сюзанна, неужели ты не понимаешь, что этого никогда не будет? Неужели ты не можешь понять, какой это ужас?

– Мама, прошу тебя, оставь меня в покое. Ты сделала то, что, по-твоему, должна была сделать. А теперь оставь меня. Ты мне лгала, мама. Я не хочу с тобой говорить. Я требую, чтобы ты отвезла меня обратно в Нью-Йорк. Тебе ничего другого не остается. Не приставай ко мне с объяснениями, они все равно не помогут.

В груди миссис Дэйл клокотала буря, но она чувствовала свое полное бессилие перед дочерью. К Сюзанне нельзя было и подступиться.

Прошло еще несколько часов, и на какой-то маленькой станции Сюзанна попыталась сойти с поезда, но миссис Дэйл и Кинрой буквально силой удержали ее. При этом чувствовали они себя прескверно, ибо не могли не видеть, что им так и не удалось сломить волю Сюзанны. Она наотрез отказывалась с ними считаться. Миссис Дэйл заплакала. Потом лицо ее окаменело. Потом начались мольбы и заклинания. Сюзанна молчала и надменно отворачивалась.

Когда поезд остановился у Три-Риверс, Сюзанна заявила, что не тронется с места. Миссис Дэйл умоляла, грозила позвать на помощь, говорила, что объявит Сюзанну невменяемой. Ничто не помогало. Вагон отцепили, после того как кондуктор спросил миссис Дэйл, намерена ли она сойти на этой станции. Миссис Дэйл была вне себя. Ее душили ярость, стыд и сознание своего бессилия.

– Как ты ведешь себя! – набросилась она на Сюзанну. – Какой демон в тебя вселился! Ну что ж, останемся жить в вагоне! Посмотрим, что из этого выйдет.

Она знала, что это невозможно, так как вагон был предоставлен ей лишь на один рейс, и на другой день его нужно было вернуть в Нью-Йорк.

Вагон перевели на запасный путь.

– Я умоляю тебя, Сюзанна! Прошу тебя, не делай из нас всеобщего посмешища! Какой срам! Что подумают люди!

– Мне все равно, что они подумают.

– Но ведь ты не можешь здесь оставаться!

– Могу.

– Ну перестань, Сюзанна, выйдем из вагона, пожалуйста, выйди! Ведь мы здесь не век проживем. Я отвезу тебя обратно в Нью-Йорк. Обещай мне, что пробудешь тут месяц, и я даю тебе честное слово, что после этого отвезу тебя обратно в Нью-Йорк. Мне опротивела вся эта комедия! Я не вынесу этого! Потом можешь делать что угодно! Только останься здесь на месяц.

– Нет, мама, – ответила Сюзанна. – Ты опять не сдержишь слова. Ты меня уже раз обманула. И теперь снова лжешь.

– Клянусь тебе, я не лгу! Верно, я раз солгала, но я была в полном отчаянии, Сюзанна, прошу тебя, ну пожалуйста! Будь благоразумна. Пожалей меня хоть немного. Я отвезу тебя обратно, но подожди хотя бы, пока придут наши вещи. Мы не можем ехать в таком виде.

Она послала Кинроя за начальником станции и объяснила, что им нужен экипаж, который доставил бы их в Мон-Сесиль, в снятый ими в этом округе охотничий домик. Она также вызвала врача, – эта мысль пришла ей в голову в самую последнюю минуту, – которому решила заявить, что ее дочь в невменяемом состоянии. В крайнем случае она позовет на помощь и ее силою выведут из вагона. Она так и сказала Сюзанне. Но та в ответ лишь метнула в ее сторону яростный взгляд.

– Зови врача, мама, – сказала она. – Я вытерплю и это. Посмотрим, чего ты добьешься. Но ты еще пожалеешь. Ты будешь горько раскаиваться в каждой своей глупости.

Когда прибыл экипаж, Сюзанна отказалась выйти из вагона. Кучер, местный житель, француз по происхождению, подошел к вагону, чтобы доложить о себе. Кинрой пытался успокоить сестру, он обещал, что сам поможет все уладить, если она согласится спокойно поехать в охотничий домик.

– Вот что я тебе скажу, Сюзи. Если в течение этого месяца вы с мама не придете к какому-то соглашению и ты все еще будешь рваться обратно, я пришлю тебе денег на дорогу. Я завтра или послезавтра поеду в Нью-Йорк – так хочет мама, – но я даю слово помочь тебе. Больше того, я уговорю мама привезти тебя обратно через две недели. Ты знаешь, что я раньше никогда не лгал тебе и впредь никогда не буду. Прошу тебя, поедем. Давай сядем в экипаж. Я уверен, что здесь очень хорошо.